Кот, который всегда со мной

Большинство моих друзей — настоящие. Они могут позвонить и попросить о чем угодно. И я, в свою очередь, могу попросить их о чем угодно. Если не испытываешь в отношении друзей или родных такого чувства, мой принцип таков: «К чему сохранять отношения?» Но если человек проходит отбор и границу доступа, он, как правило, остается со мной. Вот почему мне захотелось рассказать о смерти Белль. Размышляя о ее жизни, вспоминая свою речь на похоронах Белль и обдумывая главное, я понял, что мне повезло с семьей, которой я себя окружил. У меня сложилось ощущение, что я сделал правильный выбор.

После смерти Белль произошло несколько событий, которые должны были произойти и потребовали новых решений.

Откололось несколько не очень близких друзей, выдохлись и угасли долго тянувшиеся отношения. Случилась пара разводов, надо было выбирать, на какой я стороне. Я опубликовал под псевдонимом бестселлер, получил кучу баксов, гулял с Нортоном на Вашингтон-сквер и купил на заработанные деньги квартиру моей (и Нортона) мечты рядом с собачьей площадкой.

Несколько месяцев, пока обустраивалось новое жилище, мы с Нортоном обитали между Саг-Харбором и квартирой Дженис. Дважды в неделю я возил Нортона к Турецкому ставить капельницу. А в городе приходила делать процедуру замечательная женщина Иветта.

Наконец все ремонтные работы были закончены, и вот-вот предстоял переезд. Я был в полном восторге. Свершилось — еще немного, и мы с Нортоном окажемся в потрясающей квартире с видом на парк в нескольких шагах от его самого любимого в городе места.

День переезда настал.

Жизнь явно удалась.

А затем мне пришлось пересмотреть все, что было уже решено, изменить прежние представления о семье и обо всем важном и не важном. Подвергнуть сомнению сам принцип выбора.

Потому что в тот день, когда я переехал в квартиру своей мечты, у моего кота обнаружился рак.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ КОТ, У КОТОРОГО БЫЛА ВОЛЯ К ЖИЗНИ

У Нортона в печени развивалась так называемая медленно растущая злокачественная лимфома.

Я узнал об этом, потому что кот, так долго справлявшийся с почечной недостаточностью, снова начал терять вес. Хотя уплетал корм за обе щеки. Его чаще стало рвать. (Понимаю, вы можете спросить, откуда мне было известно, сколько раз тошнит кота. Уверяю вас, я знал.) Я отнес его к Дайане Делоренцо. Она посерьезнела, сделала несколько анализов и наутро позвонила мне. Я стоял в своей новой с иголочки гостиной и там услышал, что у моего кота рак.

Ситуация была похожа на ту, с доктором Турецким, когда он сказал, что у Нортона почечная недостаточность. Новый ветеринар начала меня успокаивать, заверила, что существует много способов лечения, что мы застали болезнь в ранней стадии и что дело необязательно кончится тем, о чем я, конечно, сейчас подумал. Я ответил, что все понимаю, — да так оно и было — но, повесив трубку, взял Нортона на руки, поцеловав в голову, раз двадцать сказал, как я его люблю, разревелся как маленький и плакал до тех пор, пока совсем не лишился сил. А когда пришел в себя и успокоился, принял несколько безотлагательных решений. Прежде всего — позвонить Дженис и все ей рассказать. И тут обнаружил, что не совсем успокоился, потому что единственное, что смог выдавить: «Сейчас звонила Делоренцо и…» — На этом запнулся, не в состоянии выговорить ни слова. Затем последовал новый приступ рыданий. Дженис терпеливо ждала. Обретя наконец дар речи, я совершил новую попытку, которая оказалась ненамного успешнее предыдущей, но я по крайней мере сумел донести до нее суть того, что произошло. Дженис спросила, не хочу ли я, чтобы она ушла с работы и приехала ко мне, но я ответил, что в этом нет необходимости — я в порядке. Просто мне нужно привыкнуть к мысли… Более верные и откровенные слова так и остались непроизнесенными. Но ведь я действительно должен был привыкнуть к мысли, что мой любимый кот теперь не просто болен — он умирает.

Второе решение я не мог выполнить в течение следующего часа. Оно осуществилось только тогда, когда пришла Иветта ставить капельницу. Потрясающая личность — эта черная женщина работала с несколькими ветеринарами, любила животных и исключительно хорошо обращалась с Нортоном — нашептывала ему всякие нежности вроде «хороший мальчик», «сладкая крошка», а уж до чего-чего, а до этого он был охотник. Время от времени Иветта пыталась учить меня делать мерзкую процедуру. Несмотря на вероятность лишиться части заработка, она не уставала повторять, что Нортону было бы намного приятнее получать помощь из моих рук Когда она это говорила и показывала, что нужно делать, я сознавал ее правоту, но не мог себя перебороть.

Однако в этом и заключалось мое второе решение. Теперь мой кот был по-настоящему болен, и я был потрясен тем, что первой мыслью, которая пришла мне в голову, стало: «Хочу самостоятельно заботиться о Нортоне». Я не желал оставаться в стороне, быть отделенным от него. Не думал о том, как будет надежнее и безопаснее. Стремился к одному — чтобы делать все, что полагалось. И начать немедленно.