Через столик налево от нас молодой, школярского вида чародейчик что-то оживленно обсуждал по-французски со старым негром в одеянии жреца вуду. Тот солидно помахивал погремушкой, увешанной крысиными черепами, и многозначительно кивал. Я заметил, что с погремушки в тарелку молодому сыплется мелкий серый порошок, но предупреждать чародейчика не стал. Сам знает, с кем связался. А если нет – глупость должна быть наказуема в уголовном порядке, я всегда так считал.
– Мы ходим по кругу, – пробормотал я, поглядывая на Серова. – Все эти измышления... пустое. Пока мы не узнаем, от чего заварилась эта каша, толку от наших трепыханий не будет.
– От чего и для чего, – так же вполголоса отозвался аквариумист-убийца.
Я покачал головой.
– Нет. Только «от чего». Вы, наверное, в армии привыкли, что любой приказ отдается для чего-то. Преступления сплошь и рядом совершаются... без цели. Но вот причина есть всегда.
Мы помолчали.
– Все упирается в ненаписанный репортаж Парамонова, – продолжил я, пытаясь собраться с мыслями. К концу девушки вошли в раж и выдвигали самые дикие предположения: концепция «предварительной фазы Апокалипсиса» казалась еще вполне разумной в сравнении с ними. – Но те материалы, что достались нам, не позволяют восстановить всю цепочку событий... а я даже не могу выдать Карлину своего незнания, потому что он тут же струсит! Заметили, как он с Парамоновым беседовал – коротко, нервозно? Не знает, чего больше опасаться – благочиния или бывших соратников. Мечется между двух стульев.
– Мы постоянно упускаем из виду фактор времени, – заметил Невидимка. – Вся эта афера – устранение Парамонова, потом – свидетелей, – носит отпечаток дикой спешки. Похоже, что...
– Двадцать третье, – перебил я его. – Акция назначена на двадцать третье – так сказал Карлин. Осталось четыре дня.
Мы уставились друг на друга.
– Акция серкелуин, – сказал Серов.
Я кивнул.
– Помните взрыв на Манежной? Будет хуже.
Киллер ожесточенно потер виски.
– Надо что-то делать. Сообщить, что ли...
– Куда? – язвительно поинтересовался я. – В благочиние? В инквизицию? Да кто нам поверит? Извините, мы тут случайно наткнулись на следы подготовки теракта, покуда ваши коллеги пытались наделать в нас дырок... да, кстати, мы – это бывший «вихряк», раскаявшийся убийца и трое совершенно посторонних лиц, заслуживающих непременного доверия! Кащенко по таким плачет... вечно у него надгробие мокрое...
Серов глянул на меня исподлобья:
– И что вы предлагаете? Изобразить американский боевик среди родных осин?
– А есть выбор?
Киллер выразительно помыл руки под невидимой струей. Я так же молча продемонстрировал ему средний палец – жест, давно уже не связанный с ритуалами плодородия.
Сидевший через столик Шар воззрился на нас круглыми глазами. Никогда не думал, что увижу ошарашенного эльфа.
Серов смешался.
– Ч-черт, забыл пакетик прихватить, – пожаловался он. – Надо ведь будет Македонскому что-нибудь принести, а то он там голодный... – Киллер вдруг вскинул голову. – Погодите, так вы служили в «Вихре»?
– Да... Служил. Не «Вымпел», конечно, не «Альфа»...
– Но спецотряд быстрого реагирования МВД, – закончил за меня Невидимка, – тоже неплохо. Как же вы оказались в районной благоуправе?
– А как вы стали... – Я устыдился собственной резкости. – Простите. По несдержанности оказался. Как раз после Манежной.
– И вы меня извините, – неожиданно откликнулся Серов. – Не хотел показаться сволочью... только я, как заметили, человек военный, и первое правило ветерана затвердил накрепко.
– Это которое? – невольно заинтересовался я.
– Никаких авантюр.
Я беспомощно расхохотался. Ничего смешнее не мог сказать человек, зарабатывавший на хлеб с маслом убийствами бизнесменов с подпорченной репутацией.
– Можете веселиться сколько влезет, – заметил Серов, верно истолковав мое поведение, – но моя основная профессия требует жестко соблюдать эти... как их... нормативы. Шаг вправо, шаг влево – ты труп. Как на тропе по минному полю.
– Могу представить, зачем вам саперный кот, – фыркнул я.
Аквариумист покачал головой:
– Да нет, просто он тоже инвалид войны. Как мы с Шаром.
Я не осмелился бы спросить, как пострадал Невидимка, но он, помедлив, объяснил сам:
– Шару оторвало ноги. Македонскому – отбило чутье. А мне... перешибло судьбу.
Уточнять я не стал.
Завершив трапезу, мы еще немного поваландались, досасывая приторную шипучку (на спиртные напитки мы, не сговариваясь, наложили негласное табу), прежде чем двинуться наверх.
Проходя мимо вахтерской будки, я вдруг остановился как вкопанный. Серов хотел было дернуть меня за рукав, но проследил направление взгляда и тоже застыл на манер жены Лота. На столе у дежурного стоял портативный эфирник – изображение в глубине кристалла впору было под микроскопом разглядывать, но голоса разносились по вестибюлю вполне отчетливо.