Должно быть, моим товарищам по несчастью эти минуты ожидания обошлись дороже, чем мне, – раздававшиеся наверху звуки трудно было назвать способствующими душевному спокойствию. По крайней мере, мое появление живым и даже относительно – если не принимать во внимание порезы от стекла и безнадежно испорченную штукатуркой одежду – невредимым было встречено дружным вздохом облегчения, к которому присоединился даже Македонский.
– Что вы там устроили? – с раздражением осведомился Зорин. – Битву за Прохоровку?
– Ну что вы, – усмехнулся я, – мы люди скромные. Я всего лишь отыграл для нас лишние десять минут... до следующей попытки штурма.
– Целых десять минут? – недоверчиво переспросил Шар.
– Семь точно. Привести в порядок расстроенные ряды, – я всухую заглотал протянутую эльфом пилюлю и скривился, – поднять кнутом и пряником упавший моральный дух воинства. И давайте не терять их понапрасну. Ну-ка, на раз-два... взяли!
Действие зелья сказалось не сразу – я успел почувствовать хлынувшую из-под приподнявшейся плиты тяжелую волну смрада. Может, это и впрямь было не самой лучшей мыслью...
Первым в черный зев соскользнул Шар. Следом отправились его костыль, его сумка и неодобрительно порыкивающий Македонский. Зорин, прежде чем спрыгнуть, пробормотал себе под нос что-то вроде «раньше надо было предлагать...». Затем в черноту ухнул мой саквояж, на что тьма внизу отреагировала чьим-то придушенным богохульством. Я сел на край, одной рукой упершись в плиту, а второй – вцепившись в подпорку. Набрал полную грудь воздуха, качнулся вперед... приземлился на полусогнутых, а над моей головой с глухим лязгом встала на место плита.
– Куда теперь?
– Хороший вопрос, – отозвался я, озабоченно оглядывая правый башмак – в момент прыжка из-под него раздался какой-то подозрительный чавк. Похоже на остатки... нет, лучше об этом сейчас не думать. Все равно ничего толком не видно.
– Шар, ты скоро там?
– Уже, – лаконично отозвался эльф, приподнимая перед собой пылающий мягким зеленоватым светом камень в кожаной сеточке.
– Камень Люцифера, – неодобрительно вдохнул Зорин. – Вы что, не могли взять простую эльмову лучину?
– Эти базарные наговоры от первого же ветерка гаснут, – отозвался я. – А камень еще и высвечивает кое-каких местных обитателей. Вам же не хочется вляпаться... ну, скажем, в гнездилище холерчиков?
– Не хочется, – кивнул Зорин. – Но все равно...
– Да бросьте! Там той черной магии – плюнуть и растереть.
– Если кто-нибудь возьмет у меня саквояж, – прорвавшаяся в голосе Шара толика раздражения была эквивалентна визгливому воплю минут на пять, – то я...
– Ш-ш-ш-р!
Я успел подумать, что последний раз Македонский издавал такое шипение на лестнице черного хода... и что в замкнутом пространстве тоннеля мина, выставленная сколь угодно неопытным подрывником, имеет очень хорошие шансы порвать нас на кровавые тряпочки.
В этот момент на нас напали.
Тварь двигалась бесшумно и очень быстро. Я едва успел засечь краем глаза движение впереди, на самой границе мрака и призрачного зеленого света, испускаемого камнем Люцифера... крутанулся, наводя жезл... но тварь была уже рядом с эльфом, и никто не успевал ничего сделать.
Никто, кроме кота. Вытянутая черная тень метнулась наперерез грязно-желтому пятну, сбила его наземь и отскочила в сторону. Серебристой рыбкой блеснул нож, пригвоздив тварь к полу, но это было уже лишнее – из распоротого брюха гротескной полуптицы-полуящерицы вовсю хлестал дымящийся ихор.
Македонский неспешно обошел тело поверженного врага по кругу, презрительно фыркнул, сел и как ни в чем не бывало принялся умываться.
– Вот тебе и семь минут, Сева. – Шар, осторожно наклонившись, вытащил свой нож из горла твари, несколько раз воткнул его в пол, после чего выудил из кармана изящный белый платочек и принялся старательно протирать лезвие. – Они знали про этот ход, просто не захотели мараться сами. Решили ограничиться стражем.
– Лень в сочетании с брезгливостью, – заметил я, – не самые полезные в жизни качества.
Зорин осторожно наклонился к твари. Та еще шевелилась, пытаясь подняться на переломанных крыльях, и только когда благочинный прочел над ней «Отче наш», выводя замысловатые знаки служебным крестом, затихла. Уродливая тушка тут же начала распадаться на составные органы, те превращались в гниющую слизь. Ихор поддерживает жизнь гомункулов почти до бесконечности, но когда тварь убита, кровь богов становится ядом, растворяющим тело не хуже алкагеста.
– Ножки Буша приспособили, – вполголоса заметил благочинный. – Ну, умельцы...
– Македонский, – поинтересовался я для проформы, – больше тут никто не ошивается?
Кот глянул на меня с укоризной и отрицательно повел хвостом – мол, обижаешь, начальник, что мы – службы не знаем?
– Они сумеют перехватить нас? – озабоченно спросил Зорин, поднимаясь с колен.
Я отрицательно мотнул головой.
– Не думаю. Могут разве попытаться перекрыть пару-тройку окрестных люков... потому мы к ним и не пойдем. Здесь много путей, и прямые – далеко не всегда самые короткие.