Кот, который учуял крысу

Похороны букиниста прошли безо всякой помпы — так, как мог бы пожелать этого маленький скромный старик. Эддингтон Смит нашёл вечный покой на маленьком загородном кладбище на холме, рядом с могилой своего отца. Смит-старший был бродячим книготорговцем — разносил по домам словари и энциклопедии, просвещая деревенских жителей, практически не имевших образования. Мелкая розничная торговля постепенно стала крупной, товарооборот вырос — так и возник книжный магазин Эддингтона, как логическое завершение отцовского дела.

Траурную церемонию вёл пастор из Малой Каменной церкви. Квиллер тоже сказал несколько слов:

— Книги были смыслом жизни Эддингтона. Он сам не был книгочеем — его миссия заключалась в другом: он снабжал книгами своих читателей и находил читателей для своих книг. Букинистическая лавка на Книжной аллее когда-то была кузницей, принадлежавшей его деду. Целая пропасть пролегает между днём вчерашним, когда его дед ковал новые подковы для лошадей, и днём нынешним, когда Эд делал новые переплёты для старинных книг. Но может быть, эту любовь к обновлению он унаследовал от своих предков.

Эд был прекрасным человеком. Для меня он был больше другом, чем просто книготорговцем, — всегда щедрый, верный и преданный, добрый… Когда к праотцам уходил один из его постоянных покупателей, Эд говорил: «Он ушёл в лучший мир — далеко-далеко от нас…» И его морщинистое лицо на мгновение озарялось светом и радостью — будто он слышал ангельские голоса, поющие ему песню.

И сейчас, провожая Эддингтона в последний путь, пожелаем ему увидеть лучший мир — далеко-далеко от нас…

Траурная процессия, состоявшая из крохотной горстки людей, медленно спустилась с холма и расселась по машинам.

Квиллер закупил продукты для Полли, обеспечив себе приглашение на ужин, и отправился домой — почитать свежий выпуск «Всякой всячины». На первой странице он обнаружил «Письмо главному редактору», содержание которого его весьма удивило.

Выражаем благодарность главному редактору за поддержание инициативы — успешно проведённого автопробега с целью сохранения заброшенных шахт, объявленных ныне историческими памятниками. Мы все одобряем церемонию открытия бронзовых мемориальных досок, прошедшую в минувшее воскресенье.

Наше горнорудное наследие не имеет себе равных. Мы никогда не забудем горняцких хибар, сгрудившихся вокруг шахт, рудокопов, встававших на рассвете, чтобы спуститься по шаткой лестнице в недра земли, и работавших в поте лица по десять часов в день, — тех работяг, что, голодные и уставшие как собаки, с закопчёнными лицами ползли наверх по лестнице длиной в тысячу футов, отцов, что погибали при подземных взрывах, оставив сиротами всех детишек из горняцкого поселка.

Когда мы восхищаемся кубистической архитектурой старинных копров, давайте не будем забывать, сколько человеческих жизней было принесено в жертву ради обогащения небольшой кучки толстосумов.

Квиллера удивило имя, стоявшее под письмом: Дон Эксбридж, г. Саффикс.

Чтобы придать остроту моменту, с балконных перил свалился ещё один горшок герани и с треском разбился о пол столовой первого этажа. Репортёр поднял глаза: наверху сидел его кот, нагло уставившись на него своими озорными глазами. Напроказил — и радовался учинённой им пакости.

Делать коту выволочку не имело никакого смысла. С самого начала было сущим безумием водружать туда горшки. Это был чистейшей воды выпендрёж, одна из декораторских «примочек». Квиллер уступил напору только потому, что Фрэн была беззаботна, очаровательна и к тому же приходилась дочерью шефу полиции.

Квиллер собрал черепки и, вернувшись к газете, обнаружил, что вся первая страница изодрана в клочья. Более того, Коко даже не думал покидать место преступления, явно ожидая похвал за разгром, который он учинил. Этот кот использовал свой собственный замысловатый язык, чтобы донести до хозяина нужную информацию, так что сотворенное им безобразие могло означать одно из двух: либо он предпочитал газету дорогим пыленепроницаемым опилкам в своём кошачьем туалете, доставляемым в больших мешках, либо намекал, что письмо Дона Эксбриджа было фальшивкой.