Майор молча переключил скорость магнитофона.
"Анхела, дорогая! — доверительный, хищный голосок принадлежал Октавии, третьей по счету, красивой, но весьма недалекой жене Нуньеса. Тебя интересует разбившийся на западе Абу самолет? Что за чудачество, моя радость!.. И что я могу знать?.. Ведь он же упал не за моим окном! Октавия рассмеялась и перешла на трагический шепоток: — Ты постоянно одариваешь меня идеями! Я вдруг поняла, как мне следует начать свой роман! Слушай! — и процитировала: — "…И тогда горизонт яростно раскурил длинную алюминиевую сигару самолета!"
— Достаточно! — сказал Досет и выключил магнитофон.
"Почему он его выключил?" — удивленно и настороженно спросила себя Анхела. Ведь самое главное в разговоре с Октавией было связано не с самолетом, а с Гильгамешем…
Унижение… Именно унижение вновь и вновь переживала Анхела, разговаривая с Октавией.
Разве обман не унижает? Разве жизнь Октавии не обман?
Отсутствие выездов, яхта, поставленная на прикол, неприятные новости из лесов Абу, где один за другим погибали знакомые офицеры, — все это, конечно, могло выбить из колеи привыкшую к вниманию, к обществу женщину. Но взяться за литературу, причем литературу историческую!.. Только ограниченность Октавии мешала ей заметить опасность избранного пути.
Это мой пример повлиял на Октавию, — сказала себе Анхела. — А жадная зависть лишь подлила масла в огонь… Как по-дилетантски обратилась к истории жена Нуньеса! Дешевые популярные работы, альбомы, иллюстрированные каталоги… Она решила писать о Гильгамеше! Плоско и мелко толкуя плоские и мелкие мысли популяризаторов, Октавия мечтала о масштабном полотне, которое объяснило бы человечеству парадокс Гильгамеша.
"Как?! — возмущалась Октавия. — Тысячи лет подряд люди восхищаются царьком, заставившим стонать свой собственный горд! Господи правый!.. А эта его встреча с пьяницей Энкиду!.. Нет, Анхела, что там ни говори, история не имеет права хранить подобные документы! Они пусты! Они, наконец, безнравственны!"
"А ты не подумала, Октавия, что странности Гильгамеша могли проистекать и оттого, что он не встретил в своем времени ни одного в чем-то равного себе человека?"
"А другие цари?"
"Дело не в титулах… Мне жаль, дорогая, что ты не идешь дальше популярных книг. Изучать следует глину… В конце концов, за сумасбродствами Гильгамеша стоит то же самое, что прячем за своими сумасбродствами мы, — тоска по другу, жажда любви, страх перед смертью…"
Говорить с Октавией о Гильгамеше было столь же мучительно, как мучительно говорить о любимом, но потерянном человеке в скучном и долгом поезде со скучным, тупым попутчиком. Когда Октавия произносила "Гильгамеш", Анхела невольно слышала и другое имя — "Риал". Ибо думать и говорить о Гильгамеше стало для нее с некоторых пор равносильным — думать и говорить о Риале.
В этом записанном на пленку разговоре с Октавией, — сказала себе Анхела, — я была неосторожна. Вдумчивый человек по тону, каким я говорила, по дыханию моему смог бы определить — я говорю о Гильгамеше, как о живом человеке.
И с горечью Анхела добавила: "этот человек был бы прав."
Как бы она ни лгала, через час я ее отпущу, — решил майор. Тот, кто затеял с нею игру, был круглым идиотом. К тому же чек Ауса… Я должен его отработать. Что же касается виллы, пускай отвечает Нуньес!
Пусть уезжает, — подумал он об Анхеле. Ей не место в Ниданго! Что бы она ни солгала, я постараюсь поверить ей.
Он был убежден в правильности своего решения, и ответ Анхелы вверг его в изумление:
— Да, я знаю, что за самолет разбился в лесах Абу.
Досет уставился на Анхелу.
— Знаете?
— Да. И готова вас обрадовать. На его борту не было никаких иностранцев. Только пилот и с ним мой друг — археолог Курт Шмайз. Он торопился доставить в Ниданго те археологические материалы, что посчастливилось ему раскопать в Ираке. Я лично наняла этот самолет, я торопилась, мне хотелось закончить большую работу, посвященную проблемам эпоса о Гильгамеше. Может быть, мои действия выглядят вызывающими, но, право, я не видела никакой другой возможности получить свои материалы. Ведь границы Тании замкнуты!
В словах Анхелы звучала странная убедительность. Но само признание выглядело безумным…
Досет негромко сказал:
— Мне по душе ваша честность. Эта честность танийки! Еще несколько вопросов, и вы свободны.
— Слушаю вас…
— Что именно вы называете "материалами" Шмайза?
— Клинописные таблицы, барельефы, орудия труда, статуэтки.
— И только?
— Разумеется.
— Так… — майор вынул из стола мятую машинописную страницу, развернул ее и медленно, чуть ли не с торжеством, произнес: — При неудачной посадке самолет разлетелся на куски. Понимаете, Анхела, _о_н в_з_о_р_в_а_л_с_я_!.. А в сумке пилота сохранился вот этот листок — опись груза, взятого на борт в порту одного не очень-то расположенного к нам государства… Прочтите! — и передал Анхеле бумагу.
Анхела прочла: