17 июня 1866 г., берег Коны
Я не обращалась к дневнику два дня, потому что это время было переполнено событиями настолько невероятными, что их осмысление требовало хотя бы небольшой перспективы. Даже сейчас, когда я сижу с дневником на коленях в жалкой хижине и слушаю, как за ее стенами снова раздаются жуткие звуки, могущие означать нашу скорую и безжалостную смерть, я не могу поверить до конца собственным чувствам.
Кажется, целую вечность назад я вызвалась сопровождать корреспондента и священнослужителя в их рискованном путешествии на берег Коны. Как ни странно, они особенно не протестовали – видимо, наши приключения предыдущего дня убедили их в том, что я могу служить им достойным спутником.
Теперь я почти жалею, что так получилось.
Как бы то ни было, утром Ханануи, Смит, Магуайр, хозяин гостиницы и беглецы-миссионеры отправились в Хило. В гостинице нашлось достаточно лошадей и мулов, чтобы по крайней мере никто из белых не шел пешком. У хозяина гостиницы и его слуги были мушкеты, которые они зарядили перед отбытием.
Возник спор относительно вооружения нашей маленькой группы. Преподобный Хеймарк отказался от револьвера, который предложил ему хозяин, в то время как мистер Клеменс счел это неплохой идеей. В конце концов сошлись на револьвере.
– Вы умеете стрелять? – спросил хозяин, явно сомневаясь в способностях корреспондента.
– Сэр, – ответил мистер Клеменс с неподражаемым миссурийским акцентом, – я имел честь состоять в милиции конфедератов.
Хозяин посмотрел на него с уважением.
– И дезертировал через три недели, – закончил корреспондент.
– М-м-м? – Хозяин недоуменно поднял бровь.
Мистер Клеменс, обследовав ветхий пистолет, сунул его в карман куртки.
– Вскоре Юг пал, – закончил мистер Клеменс.
Прежде чем приступить к описанию следующих ужасных дней, должна заметить, что шутки журналиста иногда бывали удачными. Одним из примеров была книга отзывов в гостинице. Записи в ней в основном относились к извержениям, и среди них были как поэтические, так и чрезвычайно грубые – последние исходили, как правило, от англичан. Американцы были более романтичны, например: «9 июня 1865 г. Спустился в кратер и нанес визит госпоже Пеле. Обнаружил огненное озеро, бушующее как море. Зрелище пугающее, но чрезвычайно величественное». Или это: «4 августа 1865 г. Профессор Уильям Т. Бригем и мистер Чарльз Уолкотт Бруггс спустились в кратер и провели ночь в десяти футах от кипящей бездны. Самое необычное зрелище в жизни, едва не ставшее последним, так как утром упомянутые джентльмены едва успели убежать от большого облака серного газа».
Я переписала в дневник запись, сделанную мистером Клеменсом:
«“Дом у вулкана”, 15 июня 1866 г.
Я прибыл сюда, как все предыдущие, тем же путем. Я знал, что всех нас хранит Провидение, и не испытывал страха. К тому же нам повезло с погодой: мы заключили с ней сделку на половинных условиях.
Моими спутниками были преподобный Хеймарк и мисс Стюарт из Огайо… но такие откровения не вполне уместны в книге, посвященной извержениям, так что вернемся к нашей теме.
В кратере мы намеревались провести всю ночь, но бутылка с нашими припасами разбилась, и мы вынуждены были вернуться. Стоя у озера, мы увидели кучу грязи размером с кусочек мела, и я сразу понял, что должно случиться что-то необычное. Куча тряслась-тряслась, а потом вдруг упала в озеро.
О боже! Это было ужасно.
Мало кому выпадает на долю подобное приключение.
Чтобы успокоить нервы, мы немного выпили, и тут показалось облако серного газа. Мы тут же бросились наутек, следуя моде, принятой среди туристов. Вернувшись к озеру, мы выпили еще немного, созерцая величественное проявление власти высших сил, но тут наш достопочтенный духовный спутник провалился в геенну огненную, о которой так часто говорил в проповедях. Расстроенный этим обстоятельством, он второпях разбил нашу бутылку с ужином. Вызволив нашего Вергилия из недр земли и отругав его за столь небрежное отношение к провизии, мы с мисс Стюарт из Огайо решили прекратить восторги и вернуться».
Преподобный Хеймарк громко смеялся над этим описанием, но я нашла в нем только несерьезность, присущую мистеру Клеменсу в самые опасные минуты.
Никто из туземцев не согласился нас сопровождать, хотя мистер Клеменс предлагал им щедрую плату. В конце концов мы нагрузили своих лошадей трехдневным запасом провизии, взяли не слишком надежную карту, выданную нам хозяином, и тронулись в путь.
Спуск с вулкана прошел без приключений, если не считать таковыми встречающиеся по пути потоки лавы и висящие над нами, как ядовитые облака, столбы сернистых газов. Справа от нас поднималась на высоту четырнадцати тысяч футов вершина Мауна-Лоа, превышавшая Килауэа на четыре тысячи футов. Огня над ней не было, но облако дыма вырывалось из кратера и тянулось в нашу сторону, как дурное знамение.
Пейзаж здесь был скучен – бесконечные лавовые поля сменялись голыми базальтовыми плато и каменными столбами, напоминая то ли Дантов ад, то ли промышленный Питтсбург. Тропа, которую гавайцы называют Айнапо, уходила на юго-восток между Мауна-Лоа и прибрежными скалами. За несколько часов из растительности нам попадались только колючие деревья охиа и пышные кустарники амау, которые, по словам преподобного Хеймарка, посадили на лавовых полях всего год назад.
Эта тропа была избита меньше, чем дорога из Хило до Килауэа, и мы успели проехать двадцать миль до поступления темноты. Я должна описать закат: мы проехали достаточно далеко на запад, чтобы видеть вдали берег Большого острова. С высоты двух тысяч футов над уровнем моря нашим глазам открывался вид на бескрайнее пространство океана на юге и западе. На востоке горизонт заслоняли гигантские конусы вулканов, а над нами нависало чистое небо, с каждой минутой становившееся все темнее.
Мы прервали разбивку лагеря, чтобы полюбоваться идеальным солнечным кругом, остановившимся у самого края горизонта словно затем, чтобы попрощаться с нами. Наконец оно скрылось за узкой полоской облаков, на которые я смотрела в романтическом настроении, пока мистер Клеменс с его штурманским опытом не сказал:
– Если ветер не переменится, эти облака могут к утру прибавить нам хлопот.
Мы перекусили сушеным мясом и, как могли, улеглись среди поля аха, подложив под голову седла, снятые с лошадей, которые паслись неподалеку, привязанные к дереву лаухала. Глядя на россыпи звезд над головой, я слушала, как мужчины договариваются о порядке дежурства. Преподобный Хеймарк высказал опасения, что это может потревожить леди, на что мистер Клеменс, рассмеявшись, сказал:
– Думаю, эту леди вряд ли что-то в этом мире может испугать.
Честно говоря, я не знала, как мне отнестись к подобному комментарию.
Похоже, дежурить они все же не стали, так как за ночь я несколько раз просыпалась от храпа преподобного. Утром предсказание мистера Клеменса сбылось: нас разбудил мелкий дождь. Мы подогрели кофе на хилом огоньке, который разжег корреспондент, и наскоро собрали вещи для дальнейшего путешествия. Уже тогда я в первый раз пожалела, что отправилась в это путешествие. Лошади пустились вскачь, звонко цокая копытами по черной лаве, и мне снова, как по дороге из Хило, пришлось напрягать все силы, чтобы не отстать от своих спутников.
Тогда я еще не знала, сколь незначительными покажутся мне эти неудобства через несколько часов.
Весь день мы потратили на спуск с гор на южной границе Мауна-Лоа в направлении берега Коны. С высоты более тысячи футов мы могли разглядеть полоску яркой зелени вдоль берега моря за прибрежными скалами. Даже с такого расстояния мы видели, с какой яростью разбиваются об эти скалы океанские волны. На всем протяжении берега было лишь несколько бухт, куда могли причалить корабль или вельбот. В одной из этих бухт нашли свою смерть несчастные миссионеры. Возможно, место их гибели закрывали клубящиеся на западе облака.
– Я думал, здесь будет посуше, – сказал лаконично мистер Клеменс.
– Да, необычно для июня, – подтвердил преподобный Хеймарк из-под шляпы, с полей которой капала вода.
– И как это погода всегда бывает необычной не к месту? – пробормотал корреспондент.
Когда мы спустились ниже, тучи нависли вокруг нас, и солнце уже не показывалось до самого заката.
Добравшись до лесистой долины в полумиле от моря, мы спустились вниз, ведя коней в поводу.
– Это главная тропа, связывающая миссии в Коне и Кау, – сказал преподобный Хеймарк.
– Уже скоро? – спросила я, стараясь задать этот вопрос так, чтобы он не походил на нытье.
– Еще миль восемъ-десять. – Преподобный с трудом влез на своего коня. – Боюсь, что лошади устали и мы не достигнем миссии до рассвета.
– Может, это и к лучшему, – мрачно заметил мистер Клеменс, окончательно испортив мне настроение.
Мы не знали, что ждало нас впереди. Если жители деревни и в самом деле убили миссионеров, вряд ли будет разумно встречаться с ними в ночное время.
Преподобный Хеймарк кивнул:
– В миле или двух отсюда есть старый языческий храм. Я думаю, мы сможем заночевать там.
Так мы попали вечером в хеиау, где начались все ужасы вчерашней ночи.
Уже наше прибытие туда было достаточно зловещим: мы проехали между двух каменных стен, по тому самому пути, где языческие жрецы проводили своих несчастных пленников к месту жертвоприношения.
– Этот храм построил Камехамеха Великий перед тем, как отправился завоевывать Оаху, – объяснил преподобный, остановив коня у подножия ужасного здания.
– Мне снился Камехамеха сегодня ночью, – сказал корреспондент серьезным против обыкновения тоном. – Он появился в нашем лагере и повел меня назад к вулкану. Там, в подземной гробнице, он указал мне на огромную плиту и сказал: «Вот могила последнего короля!» Я налег на плиту плечом, она сдвинулась, и я увидел мумию.
– Неприятный сон, – сказал преподобный, вытирая платком раскрасневшееся лицо.
– Дальше было еще хуже. Мертвый король положил мне на плечо костяную руку и попытался что-то сказать. Из его зашитых губ вылетел только чуть слышный стон, но мне показалось, что он хочет о чем-то меня предупредить.
– Неподходящее место для историй с привидениями, – сказала я, глядя на жертвенник.
Казалось, мистер Клеменс очнулся ото сна:
– Да-да. Извините.
Удивившись этому извинению – первому за все время нашего знакомства, – я перенесла свое внимание на храм. Хеиау имел форму неправильного прямоугольника длиной около двухсот футов. Его стены, сложенные из лавовых глыб, имели до двадцати футов в высоту и двенадцати футов толщины в основании, сужаясь вверху до шести футов. Со стороны моря стены были частично разрушены и имели высоту около семи футов, с плоской вершиной, на которой во время церемонии стояли вожди и воины. С южной стороны находился внутренний дворик, где, по словам преподобного Хеймарка, стоял главный идол Таири в шлеме, украшенном красными перьями, – свирепый бог войны, которому поклонялся Камехамеха. Именно там сотнями, а то и тысячами приносили в жертву людей, чтобы боги снизошли к просьбам короля.
Дождь тем временем пошел сильнее, и я совсем упала духом. Все вокруг было мокрым и серым. Место казалось не просто безжизненным – из него будто вынули душу, если понятно, что я имею в виду.
Невдалеке от заброшенного хеиау стояли три травяные хижины, в одной из которых мы и решили провести ночь. Мистер Клеменс сумел развести в хижине огонь, и мы выпили кофе с остатками сушеного мяса и плодами манго. Я предпочла бы чай, но горячая жидкость подбодрила нас, и в сгущающейся темноте мы занялись обсуждением планов на следующий день. Преподобный Хеймарк твердо считал, что все случившееся явилось результатом козней местного жреца, но предполагал, что Уистер и другие могут быть еще живы.
– А как же чудовища? – спросил мистер Клеменс – Ящерица Ханануи, человек-собака и прочие?
Преподобный высказал свое недоверие к подобным языческим предрассудкам.
– Но из этого все равно можно сделать хорошую статью, – задумчиво сказал корреспондент.
Я не выдержала:
– Почему ваши коллеги так любят всякие ужасы?
– Потому что это наш хлеб, – улыбнулся мистер Клеменс– Большинство людей учатся читать только для того, чтобы выискивать в газетах леденящие кровь истории. Чем больше крови, тем вкуснее для них завтрак.
– Это, без сомнения, свойство нашей испорченной эпохи.
– Да, – согласился он, – и всех эпох до и после нас. Народы появляются и вымирают, машины изобретаются и уходят в небытие, моды расцветают и вянут, как цветы осенью, но хорошее убийство к завтраку, мисс Стюарт, всегда будет в цене. Если эта история будет такой же сенсационной, как гибель «Хорнета», я смогу продать ее в любую газету, будь то в тысяча восемьсот шестьдесят шестом, тысяча девятьсот шестьдесят шестом или две тысячи шестьдесят шестом году.
Я только покачала головой в ответ на эту чепуху, и тут наши лошади за стеной хижины начали ржать и храпеть, что безошибочно говорило об охватившей их панике.
