Кость для Пойнтера

Снаружи в грот просачивался сероватый утренний свет и ощутимо тянуло холодом, но не это раздражало больше всего. Куда неприятнее оказалось просыпаться от редкостно навязчивого, тонкого скрипа пера по бумаге. Гном успел продрать глаза намного раньше и даже при столь скудном освещении приступил к обещанному с вечера написанию писем. Отчего-то я думал, что это он выразился фигурально, но, как оказалось, вполне конкретным образом.

Где он только найдет тут почтовое отделение, спрашивается?! Хотя, припоминая вчерашний колодец, можно предположить, что за тысячелетия обустройства пещер подгорный народ способен и не такого понастроить. От почты и ямских станций до закусочных с общественными туалетами на каждом шагу. Особенно полезны были бы сейчас последние…

Вернувшись с утреннего холодка, я застал инсургента все за тем же занятием. То ли число возможных сторонников превосходило все мыслимые пределы, то ли ниже достоинства было обратиться к каждому из них менее чем на пяти страницах. Причем то, что страницы были на редкость мелкие, пара на пару дюймов, дела не меняло. С терпением, редким для столь юного создания, гном исписывал каждый клочок чуть ли не папиросной бумаги десятками строчек поистине бисерного почерка. Готовые послания он сворачивал в крохотные трубочки, которые затем засовывал в небольшие, с половину карандаша, медные пеналы с болтающимися у горловин колечками. Уже полдюжины пеналов, закупоренных притертыми пробками, лежали рядком на плоском камне справа, и еще три штуки ожидали начинки, зияя пустотой.

Стало быть, можно расслабиться еще на полчасика, а затем уже спокойно собираться. Покуда не будут закончены бумажные дела, инсургент с места не двинется — или я ничего не понимаю в беззаконии. Не в том, которое от пустого брюха или ради выгоды, а в том, которое от слишком умной головы. Тот же Ван Хроге, который превратил дикий бунт Суганихи Кровавого в идейную резню, тоже был здоров писать — накатал столько трудов, что хватило всем последователям вплоть до самого Мага-Императора Теса Вечного. Да и поныне хлесткие фразы из писаний озверевшего сутяги всплывают в выступлениях уличных политиков, включая недоброй памяти Ренни Нохлиса. Всего-то разницы между морталистами и прочими хрогистами, что последние хотят уравнять всех при жизни, а первые — в посмертии.

И нельзя не заметить, что этим последователи Мертвовода показывают большую реалистичность, так как ни одно живое существо, наделенное разумом, не желает по своей воле быть уравненным с прочими. Равные права и стартовые возможности — это одно, а всеобщая уравниловка под не тобой заданный минимум — совсем другое. И совсем уж третье — то, что какое бы равенство ни было заявлено, в реальности соблюдать его никто не стремится.

На миг я захотел втихую придушить своего попутчика, пока от его писаний не произошло хотя бы самого малого и справедливого кровопролития… а потом расслабился. Чего бы ни творил промеж себя подгорный народ, это не касается ни его исконных недоброжелателей эльфов, ни лично меня в качестве их единственного представителя в здешних лабиринтах. Кто бы кого и по какому поводу тут у них ни резал, не мое дело как сокрушаться, так и злорадствовать. Моя задача — выбраться отсюда, так что любые действия — только в пределах самообороны. И покрепче держаться за подаренного Судьбой спутника, ибо еще неизвестно, насколько терпимы и склонны к подозрительности те, кто почище и менее замешан во всяких непотребствах.

Пока я предавался бесполезным размышлениям, гном завершил возню с бумагами и запаковал все письма, дополнительно залив стык у крышки каждого пенала то ли смолой, то ли жидким каучуком. Явно вместо сургучной печати — для нее нужен огонь, а после прошлого горького опыта гном явно не имел желания лишний раз возиться с горелкой. Да и дрова поутру тоже не летали из-за холода и сырости, мелкая морось по определению вредна крылатым мертвякам. Вон, капли воды на моем брезентовом пончо до сих пор не высохли…

Словно только что заметив, инсургент близоруко оглядел меня сквозь грязноватые очки и невинно поинтересовался:

— Что, снаружи ветер?

— Нет, дождь, — отозвался я и только тогда сообразил, что попался на вывернутый наизнанку старый анекдот про второго уарса Хтангского.

Пожалуй, надо бы и каждое утро тоже начинать с затрещины. Чисто в профилактических целях, чтоб не забывал, кто здесь старший. Удержало меня лишь то, что в этот момент малолетний шутник как раз закрывал чернильницу, собирая письменный прибор. Чернила — не вода и не жир, сами не пропадут, высохнув, да и песком их не ототрешь.

— Ну что, выходим? — мое сердитое замешательство дало возможность гному, закончившему сборы, опять перехватить инициативу. Оставалось лишь мрачно кивнуть, отправляясь навстречу новому колодцу, новой ночевке, новым опасностям на обе наших дурных башки… А также навстречу подгорной почтовой службе, как бы она ни выглядела и где бы ни находилась. Любопытство по этому поводу заставляло забыть даже раздражение от неуместной шутки.