Косяк

– Чушь! Никого мы не начинаем жалеть. Просто окончательно перестали уважать самих себя, сопоставили наконец животный мир и человека, сделав вывод, что звери невинны и потому достойны некоторого сочувствия, а вот человек – тот тысячу раз заслуживает наказания! Он может даже еще не родиться, но он уже обречен на зло, которое ему суждено вершить. Мы обременены разумом, и по одной этой причине наше место на скамье подсудимых. Только осмысленное зло является злом. Львы, волки и тигры грызутся, мы же смакуем! Слышишь, Генри, сма-ку-ем! Процесс смакования мы довели до невероятных форм. Умнейшие представители рода человеческого без устали предостерегают нас, а мы даже их не слышим! Сам Господь Бог бессилен! Одну за другой ниспослал на землю три религии – и что толку? Мы прем и прем вперед, как обезумевшее стадо. Да и вперед ли? – Барнер в раздражении махнул рукой.

– Прекрасная речь, – похвалил Генри. – Ты в самом деле так думаешь?

– Не знаю. Можешь считать это экспромтом, произнесенным в запальчивости.

– Ну, а что ты думаешь насчет косяка?

– А что я могу думать? – Барнер живо перевернулся на бок и подпер щеку ладонью. – Ты о нем должен знать больше. Как-никак дважды сталкивался лоб в лоб. Я же маленький человек и даже не способен совершить такого пустяка, как поднять бунт на флагмане и вздернуть Тореса на рее. Да и почему, черт возьми, нашим рыбкам самим не позаботиться о себе? Если они действительно представляют собой разум, отчего не сообразят, что к чему? В конце концов, стоит им рассыпаться в стороны, и Торес окажется с носом. Ищи-свищи ветра в поле!

– Но это будет равносильно самоубийству. Сами по себе рыбы не располагают разумом. Их сила в единстве.

– Тогда почему бы им не наказать Тореса? Могли же они сделать это с Кидом! А косатки, а вертолеты? Не идеализируй их, Генри. Они уже знакомы с основами самозащиты, и я совершенно не понимаю нынешнего их бездействия.

– Мы не понимаем еще многого. Вспомни, того же Кида они выпустили, как только он по-настоящему испугался.

– Рыбы-телепаты, – Барнер хмыкнул. – Стало быть, они все-таки в состоянии понимать нас? Но отчего бы им не установить с людьми более тесный контакт? За ними следят сотни глаз, и целая армия операторов была бы счастлива зафиксировать хоть что-нибудь, отдаленно напоминающее разумный отклик.

– Ты подходишь к этому явлению с точки зрения человеческих мерок.

– Наверное, но иных у меня нет.

– Возможно, ты прав, но не забывай, у эскадры иная задача. Сомневаюсь, что Тореса вообще интересуют успешные контакты. А кроме того, я далеко не уверен, что мы поймем рыбью логику. Слишком уж мало общего. Они лишены языка и плохо видят, зато прекрасно ощущают электромагнитные поля. Нашим мыслям будет непросто соприкоснуться. Возможно, состояние ужаса и предчувствие надвигающейся опасности – то немногое, что нас роднит. Пример с Кидом – лишнее тому подтверждение.

Журналист внимательно вгляделся в лицо Генри.

– Может быть, я ошибаюсь, но то, о чем ты не договаривал раньше, все еще остается в силе, – Барнер помолчал. – Вероятно, ты даже в состоянии сформулировать ЭТО. Или я по-прежнему не прав?

Закрыв глаза, Генри прислушался к себе. Медленно покачал головой.

– Я до сих пор не знаю, что ЭТО. Иногда мне кажется, что я чувствую их… На расстоянии. И чаще всего это похоже на тревожное ожидание. Я даже словно вижу наши корабли со стороны, но это так зыбко и мимолетно… Скорее ты будешь прав, если не поверишь мне вовсе. Я и сам склонен списывать все на разгулявшееся воображение. Ни одного ясного и убедительного доказательства.

Барнер пошарил по карманам и достал сигареты.

– Если бы я не беседовал вчера с Кидом, я знал бы, что посоветовать тебе. Но вся беда в том, что и Кид ощутил НЕЧТО. Его рассказ и есть то самое недостающее доказательство. Разумны они или неразумны, но они способны на многое.

Поднявшись, журналист приблизился к двери и требовательно постучал. Обернувшись к Генри, пояснил:

– Даже в худших из тюрем узникам положены прогулки на свежем воздухе. Надеюсь, ты присоединишься ко мне?

* * *