Кошкин стол

Позднее мы узнали, что у штормов есть имена. Чубаско. Шквал. Циклон. Тайфун. Позднее нам рассказали, каково было на нижней палубе – как разбился вдребезги витраж в салоне «Каледония», как тут же замкнуло проводку, – и потом по шатким коридорам перемещались фонари, озаряя качкими конусами света бары и рестораны, – искали отсутствующих пассажиров. Некоторые шлюпки сорвало с креплений, и они раскачивались в воздухе. Стрелка компаса в рубке описывала круги. Мистер Хейсти и мистер Инвернио сидели в темном собачьем отсеке, пытаясь успокоить своих питомцев, для ушей которых шторм был сущей мукой. Младшего пассажирского помощника накрыло волной, и его стеклянный глаз вымыло из глазницы. И все это – пока мы запрокидывали головы назад, пытаясь понять, глубоко ли провалится нос на следующем спуске. Никто не слышал наших воплей – мы и сами друг друга не слышали, однако, как выяснилось на следующий день, оба сорвали голос, взывая к гулким туннелям моря.

Прошло, как мне казалось, несколько часов, прежде чем кто-то ткнул меня кулаком. Шторм не кончился, лишь слегка попритих, и тогда удалось послать нам на выручку троих матросов. Они перерезали канаты – разбухшие узлы было не развязать, – и нас снесли вниз по трапу в обеденную залу, временно превращенную в центр первой помощи. За последние часы несколько человек получили ушибы, еще несколько переломали пальцы. Нас раздели догола и закутали в одеяла. Сказали, что спать мы можем здесь. Помню, когда матрос подхватил меня на руки, от тела его шло немыслимое тепло. Помню, когда с меня сняли рубашку, кто-то сказал: волнами оторвало все пуговицы.

Я увидел лицо Кассия, с которого будто бы смыло всю замысловатость. Судя по всему, и я выглядел так же. Прежде чем оба мы уснули, Кассий наклонился ко мне и прошептал: «Помни, это мы не сами».

Через несколько часов напротив нас сидели три офицера. Нас разбудили, и я приготовился к худшему. Нас отправят обратно в Коломбо – или высекут. Но едва офицеры уселись, Кассий произнес:

– Это мы не сами, кто-то нас привязал, не знаю кто… они были в масках.

Это неожиданное откровение привело к тому, что расспросы сильно затянулись – пришлось убеждать офицеров, что мы не врем; впрочем, потертости, оставленные канатами на нашей коже, частично склонили моряков к тому, что сами мы с собой такого сделать не могли. Нам предложили корабельного чая, и мы уже было решили, что вранье сойдет нам с рук, но тут появился стюард и объявил, что нас хочет видеть капитан. Кассий подмигнул мне. Он уже не раз намекал, что хотел бы посмотреть на капитанскую каюту.

Как мы выяснили впоследствии, один из офицеров уже успел побывать в каюте у Рамадина – о нашей дружбе было известно всем. Рамадин прикинулся спящим, а когда его разбудили и проговорились, что мы живы и нас не смыло за борт, немедленно сделал вид, что ничего не знает. Это произошло около полуночи. Теперь же шел второй час ночи. Нам выдали халаты и препроводили к капитану. Кассий стрелял глазами вокруг, рассматривая мебель, – и тут капитан крепко хлопнул рукой по столу.

До этого мы видели капитана либо скучающим, либо натянуто улыбающимся на всяких мероприятиях. Теперь же он устроил драматическое представление, будто выпущенный из клетки на свободу. Первые его упреки были арифметического толка. Он указал, что в нашем спасении участвовали восемь членов команды и заняло у них это более получаса. Итого: четыре часа времени – это по меньшей мере, – потраченные впустую, притом что среднее жалованье составляет столько-то фунтов в час, и, если умножить эту сумму на четыре, станет понятно, во что это обошлось компании, плюс еще время старшего стюарда, которое оценивается во столько-то фунтов в час. Кроме того, в чрезвычайных ситуациях оплата всегда удваивается. Плюс капитанское время, которое стоит еще дороже.

– Словом, вашим родителям выставят счет на девятьсот фунтов! – возгласил капитан, подписывая какую-то официальную на вид бумагу; я уже решил было, что это меморандум для британской таможни с просьбой воспрепятствовать нашему въезду в страну.

Капитан еще раз хлопнул рукой по столу, пригрозил, что в первом же порту нас высадят на берег, а потом прошелся по всем нашим предкам. Кассий попытался ввернуть фразу – как ему казалось, любезную и смиренную:

– Спасибо, что спасли нас, дядюшка.

– Закрой рот, ты… ты… – (подыскивает слово), – гаденыш!

– Котеныш, сэр.

Капитан осекся и уставился на Кассия, пытаясь понять, дразнится тот или нет. Потом, видимо, осознал свою нравственную недосягаемость:

– Нет. Хорек ты вонючий, вот ты кто. Азиатский хорек, мерзкий азиатский хорь. Знаешь, что я делаю с хорьками, которые забираются ко мне в дом? Поджариваю им яйца.

– А я, сэр, люблю хорьков.

– Ты, гнусный, сопливый…

Повисла пауза – капитан подыскивал подходящие ругательства, – и тут дверь в капитанский сортир отворилась, и глазам нашим предстал его эмалированный унитаз. Мы разом утратили всякий интерес к капитану. Кассий, застонав, произнес:

– Дядюшка, живот скрутило. Можно я воспользуюсь…

– Вон отсюда! Гнус!

Двое матросов проводили нас в наши каюты.