Кошкин стол

Разумеется, можно объяснить, откуда все это взялось. Я успел побывать в небезопасном месте, где внизу – никакой опоры на много миль. И все эти годы она все возвращается, эта ночь вдвоем с Кассием, когда мы вылезли на палубу, изготовившись, как нам казалось, к вполне безобидному приключению.

Возможно, дело было в том, что первый в нашей жизни фильм обманул наши ожидания. А так – я до сих пор не могу объяснить, зачем мы затеяли то, что затеяли. Может, просто потому, что это должен был быть и первый в нашей жизни шторм. Как бы там ни было, когда проектор увезли прочь, а стулья сложили, океан и небо над нашими головами вдруг объял краткий покой. Нам сказали: радар предупреждает о новом волнении. Но пока ветер стих и дал нам возможность подготовиться.

Разумеется, занять самое удобное для погибели место меня уговорил Кассий. Мы обсудили наш план возле шлюпок. Рамадин участвовать отказался, однако вызвался помочь нам все подготовить. Накануне мы наткнулись в кладовке, которую забыли запереть после учебной тревоги, на кучу канатов и блоков. И вот в эту ночь, во время затишья, когда почти все пассажиры разбрелись из «кинозала» по своим каютам, мы забрались на открытую прогулочную палубу, расположенную у самого носа, и взяли на заметку разные предметы, к которым можно привязать себя канатом. Потом услышали оповещение капитана: ожидаются порывы ветра до восьмидесяти узлов.

Мы бок о бок легли на спины, и Рамадин торопливо привязал нас к каким-то треугольным креплениям и бетонным тумбам – он-то видел, что надвигается шторм. Проверил во тьме узлы и удалился.

Мы немного нервничали, но опасности не ощущали. На палубе не было ни души, и первые полчаса прошли без всяких происшествий, разве что начал накрапывать дождь. Кто знает, может, мы вышли из штормовой полосы? Но тут налетел шквал, вырывая воздух у нас изо рта. Нам пришлось отвернуть головы вбок, чтобы дышать, шквал будто бы заключил нас в металлические ножны. Поначалу мы думали, что будем лежать и зачарованно переговариваться о штормовых огнях, сиявших в вышине, а тут получилось, что мы полузатоплены водой – струями дождя и волнами, которые перехлестывали через ограждение и перекатывались по палубе. Потом пелену дождя над нами озарила молния, за этим вновь стало темно. Отвязавшийся канат нахлестывал меня по горлу. Других звуков не было. Мы даже не понимали – кричим ли мы, пытаемся ли кричать.

Казалось, что каждая налетавшая волна разбирает судно на куски, с каждой волной нас окатывало – и только потом судно выпрямлялось. Мы прекрасно чувствовали этот опасный ритм. Когда «Оронсей» зарывался носом в рвущееся навстречу море, нас мотало вместе с волнами и нечем было дышать – корма же вздымалась в воздух, и винты, вырванные из привычной среды, ревели, пока вновь не опускались в море, а мы на носу вновь не подлетали ввысь.

На эти несколько часов на прогулочной палубе «Оронсея», когда мы уже и не чаяли остаться в живых, мир утратил очертания. Я превратился в какую-то беспорядочную смесь, налитую в сосуд, – ни возможности избежать происходящего, ни возможности вырваться из того, что происходит. Уцепиться можно было лишь за одно: я не покинут. Со мной Кассий. Мы то и дело синхронно поворачивали головы при вспышках молнии и видели безжизненные, осунувшиеся лица друг друга. Мне казалось, что я в западне. То и дело судно зарывалось носом в воду, соскакивало с гребня очередного могучего вала, а мы с Кассием так и оставались примотанными к какой-то помпе. Больше рядом никого не было. На внешней поверхности судна были лишь мы вдвоем, будто жертвы, приготовленные для заклания.

Волны дробились, перекатывались через нас и исчезали за бортом в стремительном темпе кошмара. Взмыли вверх. Рухнули в следующий провал. Безопасность нам обеспечивало одно – хоть какие-то познания Рамадина в области вязания узлов. Что именно он знал про узлы? Нам, в наших смертных судорогах, казалось, что ровным счетом ничего. И ничто нас не удерживает. Чувство времени исчезло. Сколько мы там провисели, прежде чем в глаза нам ударил слепящий свет прожекторов с капитанского мостика? Даже в том жутком состоянии мы уловили скрытую за этим светом волну ярости. Потом свет погас.