Жизнь ее оборвалась – в том смысле, что вернуться к нормальной жизни и вырасти в исламской общине, став обычной женщиной, она уже не смогла бы.
Одна из женщин оттащила Джехану домой и поведала о случившемся ее матери. Мать вынужденно поведала отцу.
Джехана пряталась в комнатушке, которую делила с сестрами. Она слышала, как отец в бешенстве крушит мебель и осыпает дочь ругательствами. Сделать уже ничего было нельзя. Джехана не знала имени насильника. Жизнь ее была разрушена. Ценности в ней не осталось никакой.
Она больше не девственница, и за нее не удастся запросить вено. Все эти годы он растил бесполезную приживальщицу, надеясь разом отбить все затраты брачным соглашением – и надежды эти теперь рухнули. Отец Джеханы считал ее предательницей.
К Джехане вообще никто не испытывал симпатии. История ее несчастья – хотя она могла быть другой – поневоле согласовывалась с известными им фактами.
Только мать и сестры плакали о ней, когда, еще до конца утра, Джехану выгнали из дома с запретом возвращаться до конца ее дней. Отец и трое братьев не смотрели ей вслед.
Годы понеслись еще стремительнее. Джехана стала уличной проституткой. Сперва она вела сносную жизнь, ибо была молода и красива. Десятилетия унесли ее красоту, и вскоре ей не по силам было даже заработать на еду и ночлег. Она старилась, мрачнела и казнила себя. Ненавидела ли она отца и остальных родичей? Нет. Судьбу ее определил Аллах, хотя все в ней противилось такому ответу. Или, скорее, ее собственная недопустимая нерасторопность в том переулке, много лет назад.
Она не могла решить.
Каким бы ни был истинный ответ, мудрость его не озаряла ее жизни. Жила она так, как жила, как распорядился милосердный Аллах. Если пути Его неисповедимы, что ж, ее понимания и не требуется.
Она умерла от голода и болезней. Так получилось, что скрюченное в попытке согреться, облаченное в жалкие лохмотья тело ее обнаружили в том самом переулке, где много лет назад неизвестный юноша отнял у Джеханы все то скудное счастье, каким она располагала в этой жизни.
В мире.
Никто не оплакивал ее. Разве что Всевышний Аллах, на миг сжалившись, преклонил к ней Свое око; от соседей, среди которых одно время жила, она такого не удостоилась.
Здесь Джехану всегда принимали холодно.
Отношения с Гейзенбергом вскоре расстроились. Джехана отправилась к Эрвину Шрёдингеру в Цюрих. Сперва идеи Шрёдингера ее смущали, казались противоречащими основным посылкам теории Гейзенберга. Со временем Гейзенберг отверг простую картину строения атома – отказался от всех моделей.
Шрёдингер был старше и консервативнее геттингенцев. Он пытался объяснить квантовые явления, не прибегая к новой математике и непостижимым аналогиям. Электрон в представлении Шрёдингера описывался волновой функцией, отличной, однако, от волны де Бройля.
Волновая механика физического мира была хорошо исследована и не допускала двусмысленных трактовок. Но стоило Шрёдингеру рассчитать возмущение электронной волны от смены энергетического уровня, как теория расходилась с экспериментом.
Что же я не учитываю? – думал он вслух.
Джехана покачала головой.
- Там, откуда я родом, говорят, что не стоит выливать воду из бочонка, прельстившись миражом.
Шрёдингер потер слезившиеся глаза, скользнул взглядом по толстой стопке бумаг.
- А откуда мне знать, пригодна ли моя вода для питья или взята из канализации?
Джехана не ответила. Шрёдингер досадливо швырнул стопку на стол.
Через несколько месяцев в печати появились статьи, в которых было показано, как при учете релятивистских эффектов расчеты Шрёдингера демонстрируют превосходное согласие с экспериментальными данными.
Шрёдингер был восхищен.
- Я знал, я чувствовал сердцем, что квантовая физика способна описать реальный мир, а не обитель призраков, управляемую призрачными же силами.
– Все это кажется мне нереальным, – сказала Джехана. – Если вы считаете электрон волной, значит, это призрак. Он как океан. Вода создает волну. В случае звука – воздух служит материальным переносчиком волны. Что стоит за волнами в ваших уравнениях?
– Борн говорит, что это волна вероятности. Я и сам до конца не понимаю своих расчетов, – признал он. – Однако они слишком многое объясняют, чтобы оказаться неверными.
– Герр доктор, – нахмурилась Джехана, – а не может ли быть так, что мираж не в пустыне, а в вашем бочонке?
Шрёдингер рассмеялся.
– Может быть, и так. Но я скорее отброшу эти аналогии, чем свою математику.
Предвечерняя жара, безоблачно; арабам погода не доставляла неудобств, а вот немногочисленные европейцы страшно изнывали. Круизный корабль зашел в маленький порт, откуда организовали туристическую поездку в крупный город милях в пятидесяти к югу. Через два часа после отправления путешественники пришли к выводу, что это решение ошибочно, однако отступать было уже некуда.