Кошачья голова

Даша — очень красивая девушка, моя одноклассница. Я никогда не заговаривал с ней напрямую. Даже лишний раз старался не смотреть в ее сторону. Не обсуждал с приятелями, не делал никаких попыток сблизиться. Так у меня была хотя бы какая-то надежда, которая тешила мое самолюбие. Можно было представить, что Даша тоже сохнет по мне и только притворяется, что не замечает, потому что боится быть опозоренной отказом. Как я…

Алина не могла знать про Дашу, да ей и неинтересно было. А если бы узнала, сразу начала бы подкалывать, не стала бы момент выжидать.

Не знаю, каким образом об этом пронюхала Палашка, но я ни за что не дам ей повода развивать тему. И вообще, при чем здесь я? Главное — Алина!

— Нет, не брошу Алинку, хорошая девка. Не прогонишь, не прогонишь! Дурачина, вот дурачина! Никчемушина! — надрывалась Палашка.

— Вот опять врешь: Алина ни в какое окно не выглядывала.

Я сразу осекся: если не видел, то это не означает, что она что-то не делала. К тому же существуют еще открывающиеся окна в планшете, но это, прямо скажем, уж совсем несусветная чушь!

Палашка аж взвизгнула от восторга:

— А я молчала, молчала, и вот, и вот. А ты сказал про меня, я и заговорила. Тпру-у, пру-у. Все ты, дурачина!

— Егор! Уходи, уходи, пожалуйста.

Я вскочил, вытаращив глаза от неожиданности.

Алина тяжело дышала, держась за живот, будто ее только что ударили под дых. И говорила она сама, не какая-то там сущность.

— Уходи, уходи!

Непонятно было: мне она говорила или Палашке. Выяснять я не стал. Просто вышел и дверь за собой закрыл. По крайней мере, хоть сейчас я точно могу сделать то, о чем сестра просит.

Теперь, когда в нашей семье появился пятый, незваный и ненавистный персонаж, которого невозможно было выставить вон, не гость и не родственник, пятый член нашей семьи, хотя нас по-прежнему четверо, жизнь незаметно поменялась в худшую сторону. Возможно, только отец не замечал перемен или просто не говорил об этом, раз и мы молчали.

Алина никогда особо не любила сидеть дома, тем более с наступлением теплой погоды. Делить со мной комнату и гаджеты — так себе удовольствие. Подруг к себе не водила, с ночевками их не оставляла, немного стесняясь меня и почему-то побаиваясь отцовой реакции.

Однажды он сказал, что терпеть не может посторонних в нашей квартире и не намерен себя ограничивать на своей территории в угоду чужим людям. Но это было сказано, во-первых, в сердцах, когда они с мамой повздорили, а во-вторых, уже после смерти бабушки. При жизни тещи отец никак не показывал, что его стесняет бабушкино присутствие. Так что уж кому-кому, а Алине бояться было нечего. Но у каждого свои заморочки.

Теперь же я был очень удивлен, вернувшись уже под вечер и обнаружив сестру дома. Погода стояла отменная, теплынь, все цвело. Своими ушами слышал, как Алина с мамой обсуждали какую-то вечеринку, на которую собирался весь класс и еще какие-то ребята.

— Ты чего дома делаешь? У вас же тусовка. Даже я запомнил.

Никогда не было такого, чтобы Алина упустила возможность потусить. Но все когда-нибудь происходит в первый раз.

— Не пойду я никуда, — глухо откликнулась сестра. — Буду теперь с Палашкой тусоваться. Вдруг она при всех начнет вопить? Ты представляешь, что будет? Еще не хватало, чтобы меня и друзья психбольной считали.

— Никто тебя не считает психбольной. Я не считаю. И мама не считает. Ты же сама знаешь, что никакая не психбольная.

Никогда еще я не врал так легко.

Сестра посмотрела на меня огромными глазами, вдруг обняла крепко-крепко, обеими руками, и заплакала. Мне кажется, я никогда в жизни не слышал, чтобы у нее была такая истерика. Наверное, надо было маму позвать, но не вырываться же. Поэтому я просто обнял сестру в ответ, подумал — и по голове погладил. Раньше сестра посмеялась бы надо мной. Лучше бы как раньше…

— Я не могу так больше, братик, не могу… Мне плохо, и давит как-то… Как мне жить такой? Всем только лучше без меня будет. Хотела… Хотела что-то сделать с собой, но испугалась. И маму жалко. И страшно.

— Ты что, сдурела? Обалдела совсем? Даже не смей!

У меня даже затряслось все внутри при мысли, что сестра могла дойти до такого. Как можно из-за такой ерунды умереть? Ну подумаешь — иногда другим голосом разговаривает. Это даже прикольно, если особо не вникать. Люди вон без рук, без ног живут, а она…

Нет, плохое сравнение… Сразу тот врач из поликлиники вспомнился… Вот бабушка наша… Бабушка когда умерла, у нас и места больше стало, и никто теперь не доводил, а все равно — такое опустошение. И даже жалко, что огрызался на нее, мог бы и потерпеть, пропустить мимо ушей.

А тут Алина…

Вдруг сестра куда-то мне в плечо пробормотала:

— А вдруг она убьет кого-нибудь из вас, ты об этом подумал? Я же не переживу…