Корсар. Наваждение

Сукно. Неровный желтый свет.
Стук фишек. Золото монет.
Рулетка.
Одна лишь ставка – как судьбы итог,
И ты богат, а значит, стал как бог
Валетный.
И в руки масть крапленая идет,
А значит – душу класть на отворот,
На карту.
Мерцает разум тучею хмельной —
Ты выбрал случай – жгучее вино
Азарта.
Ты сам – инфант. Ты – гений ворожбы.
Тебе фортуну сделать из судьбы
Так сладко.
И «завтра» – нет, как плешей и седин,
Один здесь царь, пророк и господин —
Загадка.
И голос, что ведет свою игру,
И добр, как друг, и одинок, как круг,
И – ласков.
Комочек сердца – ах, особый шик! —
Спешит по замкнутой кривой души
К развязке.
Легко бродить по краешку огня,
И эта ночь сегодня для меня
Пусть ляжет.
Сиренев воздух, и упруг, и свеж,
И звезды тысячей шальных надежд
Повяжут.
Гибки тела плетей и танцовщиц,
Клинки ресниц кровавят блицы лиц,
Пророча.
И пляшет шарик, как судьбы итог,
И город мечется, как черный дог —
Под ночью.[31]

То, что происходило, могло подойти только под определение: галлюцинация. Причем массовая. Все в казино следом за Корсаром – словно тоже сошли с ума. Игроки, их подруги и охранники, их служащие и служки – все столпились вокруг стола, на котором играл Корсар, и одни – пытались повторять его игру, чтобы урвать хоть часть удачи, продолжавшей сыпаться на него, словно из неисчерпаемого рога изобилия, или – поставить, напротив, «встык», чтобы загрести всю небывало огромную долю пластиковых фишек самого высокого достоинства, что громоздилась уже на трех подносах… Их так легко было обменять на шуршащие купюры, а потом – на все, что угодно: на ласки искушенных гетер или, напротив, трепещущих девственниц, или – на теплое синее море на каком-нибудь из греческих островов – вместе с домом и полудюжиной рабынь, или – на парижскую квартиру-студию, где так тепло на шелковых простынях под мехом белого медведя рядом с красавицей испанкой, или – на небольшой замок в Бретани, над самым обрывом пенящегося залива…

Корсар, казалось, ничего не замечал. Он просто слушал и слышал… Нарастающий стук поезда, – только теперь ощущения стали ярче, острее: когда «поезд» проносился рядом, казалось, он холодит щеку влекомым за собою ветром, и запах близкого вокзала, угля, соляра, был явственным и близким… И так продолжалось, пока колеса на стыках не выбивали отчетливо цифру…

«А колеса стучат, все бегут поезда, и ты уезжаешь надолго…» Крайнее, что он сделал, – это поставил на зеро. Все. Уже пятый «сменный» крупье обреченно вбросил шарик. В зале воцарилось полное молчание. Лишь за спиной слышались то ли страстные, то ли истерические всхлипы, в которых слышались облегчение и сожаление одновременно:

– Ну вот и сгорел парнишечка…

– Новичкам везет, но не настолько…

– Просто бы на красное – удвоить, еще удвоить…

«Просто, вы говорите – в жизни все просто, – звучал где-то в недальней памяти темпераментный азартный, страстный голос певицы, – просто искать уже открытые звезды…»

Это был тот случай, когда Корсар не стал дожидаться «подсказки» от поезда-призрака: он просто решил вернуть судьбе, фортуне или тому, кто распоряжается удачей на этом столе, сумма цифр которой составляет «число человеческое»… «Нам чужого не надо…» – едва не выговорил вслух с облегчением Корсар, увидев, что шарик замедляет свой встречный движению колеса накат и готов упасть в ячейку в первом или втором секторе, как вдруг… Словно неведомое «ребро» треугольника, немыслимого на круге, ударило шарик; тот подскочил, еще, еще и – словно сам собою уложился в нулевую нишу. Зеро.

Только что Корсар обыграл казино вчистую. Мертвенная тишина стояла за его спиной. Он пока точно не знал, что это означает. Но – догадывался.

Глава 19