Корректировщик. Заповедник смерти. Утечка информации. Пираньи

Торвилл достал флягу.

– Испли, местное производство.

Джонатан, запрокинув голову, сделал несколько глотков, кивнул, возвращая флягу:

– Ничего, своеобразный. Кстати, ты заметил, сколько над долиной кондоров? Кружат и кружат, словно долина медом намазана. А ты что такой хмурый? Недоволен, что заставил долго ждать? Извини.

Торвилл покачал головой.

– Непонятные вещи у нас творятся. Снизу передали, что в Пирине умер наш квартирьер Миллер.

Улисс медленно приподнялся и сел.

– Что? Как умер?

– Никто толком не знает, его нашли в своей каюте мертвым. На теле ни одной царапины и лицо спокойное, а он... не дышит. Ну что, будем спускаться?

Улисс долго не отвечал, а когда заметил пристальный взгляд Кристофера, очнулся и встал.

– Да, брат, судьба иногда преподносит сюрпризы, когда их не ждешь. Давай первым, я подстрахую.

ПИКАЛЬ

В кабинете начальника полиции собрались практически все инспектора, способные хоть на какую-то отдачу. Эрнандес оглядел свое войско и понял, что надеяться на повышение с таким контингентом нельзя. Из пяти инспекторов лишь толстяк Кеведо-и-Вильегас соображал без выпивки, остальные же думали не о службе, а о том, как бы не подставить себя под пулю, нож или удар чиарахе, и днем и ночью вливали в себя писко-сауэр.

– Докладывай ты, Альфонсо, – сказал капитан, наливая в стакан испли.

– А что докладывать? – поднялся долговязый Альфонсо Фиоретура. – Убитый – местный житель, которого соблазнил заработок, работал шашлычником, врагов не имел. Любил выпить. Женат. Следов никаких, кроме стрелы, которая попала ему в шею. Мне кажется, что стреляли откуда-то сверху: стрела вошла в шею под острым углом, впритирку с ухом.

– Это все?

– Все, сеньор капитан, – вздохнул Фиоретура. – Дохлое дело. Но это дело рук белых, а не индейцев. Ни аймара, ни кечуа никогда не применяли духовых ружей.

– Может быть, это те индейцы, которые живут в долине? – робко предположил чернокожий Нгури, самый молодой из полицейских.

– Ты их видел?

– Нет, но все говорят...

– Не надо повторять то, что говорят все. Плохо работаете, медленно, без вдохновения. В результате это дело у нас забирают. Из столицы прибыл майор Барахунда[49], будет вести расследование.

Инспектора переглянулись. Фиоретура фыркнул.

Эрнандес холодно посмотрел на каждого.

– Вот обсмеять кого-нибудь вы умеете. Лучше бы занимались своим делом или выучили бы амачакуй[50], на вас смотреть тошно! Одного можно плевком перешибить, другой способен выпить бочку писко и проспать трое суток, третий при каждом шаге по колено в землю проваливается... – Эрнандес махнул рукой. – Впрочем, это глас вопиющего в пустыне. Робиросо, глаз не спускать с лагеря экспедиции, докладывать о любых подозрительных лицах немедленно.

– Слушаюсь, капитан! – кивнул Кеведо-и-Вильегас и под взглядом Эрнандеса с трудом встал, пытаясь убрать живот.

– Нгури будет у тебя стажером. Альфонсо, пойдешь в долину, ты самый худой и не боишься жары и духоты. Каждый день будешь докладывать по рации обо всем, что увидишь и услышишь.

– Но как же я в форме...

– Пойдешь туда как подсобный рабочий, начальник экспедиции объявил о привлечении местных к участию в раскопках. Рацию получишь на складе, я распоряжусь.

– Еще и заработаешь пару песо на пиво, – хихикнул Нгури и виновато поежился, застигнутый осуждающим взглядом капитана.

«Как дети, – подумал Эрнандес, – совершенно не понимают, с кем и за что им предстоит драться». А что драться придется, видно невооруженным глазом, и не только потому, что в Пикаль прибыл майор Барахунда.

На столе тихо проблеял селектор. Капитан дотянулся до нужной клавиши и снял трубку.

– Сеньор капитан, докладывает Агуас. В П-сентре умер заместитель начальника экспедиции сеньор Миллер.

– Убит?! – привстал со стула Эрнандес.

– Нет, врач сказал, что умер сам от внезапной остановки сердца. Это бывает, мне говорила сестра жены...

Эрнандес переключил клавишу селектора.

– Марко, машину эксперта и врача быстро к выходу. Я поеду сам. – Он встал, застегнул рубашку. – Нгури, поедешь со мной. Кажется, снова у этих ученых несчастье, прямо злой рок какой-то. Знать бы, кто так умело олицетворяет собой этот рок...

Машина подкатила к парадному входу в здание Пирина. Эрнандеса уже ждали. Через несколько минут его провели на второй этаж, в каюту умершего, где томился от скуки и присутствия трупа меланхолик с двадцатилетним стажем работы в полиции – Агуас. Увидев начальника, он вскочил, вытянув руки по швам.

– Сеньор капитан, докладывает капрал...

Эрнандес поднял руку, прерывая полицейского.

– Сюда кто-нибудь входил?

– Я закрыл коридор и запретил впускать всех, кроме майора из центральной Геренции.

– Кто был кроме него?

Агуас наморщил лоб.

– Врач, мухер буэна моса[51], директор П-сентре, сеньор майор Барахунда... э-э... это я уже говорил... и... ля хомбре[52]... лысый такой, толстый, одетый в трайе депортиво[53]...

– Журналист?

– Нет, экс... экс... эксперт по эколиге...

– По экологии?

– Си, сеньор капитан, по экологии.

Эрнандес кивнул, пробормотал под нос: