Корректировка

– Да он ходячий шлимазл! Случись что, они все отвернутся от меня. А ты… о чем ты кокетничала с этим поцем Хилькевичем? Танцевала, крутила жопой, он что щупал тебя?

– Он интеллигентный, творческий человек, и я уважаю его талант. С ним, в отличие от тебя, есть о чем поговорить. Да хоть бы и щупал, какая тебе разница? Ты уже израсходовался во всех своих мужских местах, это понимает каждый, кто видит твою медную морду.

– Вейзмир! – горестно вздыхает униженный Лева. – Кто мне объяснит, зачем я содержу такую чудовищно бездушную суку и покупаю ей шубу за тридцать тысяч?..

– Вот и вся твоя культура, – равнодушно комментирует Фира. – Каким был мелким лавочником, таким и остался. От тебя пахнет фальшью даже после ванной. Тиран, зануда и домашний склочник, а на людях ты изображаешь заботливого мужа и суёшь цветы, потому что знаешь, кто мой папа и что он для тебя сделал.

– Боже, как я одинок, – стонет Лева. – Эти жестокие, прокурорские слова говорит мне потасканная самка, неспособная родить даже неведому зверушку!..

– Твоих неведомых зверушек и так пол Обнорска бегает…

Мне надоело слушать их препирания, и я переключил свое внимание на двух солидных дядек, ведущих оживленный разговор.

– Фирсова знаешь, директора мехового ателье? – спросил один другого.

– Кто ж его не знает, – отвечал тот, – разве только холостяки.

Они с пониманием рассмеялись.

– Так вот, третьего дня в девять вечера, приходят к нему с обыском…

– Да ты что!

– Погоди, слушай дальше. Все чин по чину. Следователь городской прокуратуры и двое мильтонов в форме. Предъявляют постановление, понятых берут: обыск.

– Подожди, – перебил его второй, – а прокуратура тут причем? Я понимаю если б ОБХСС…

– Вот видишь, ты сразу допер, а этот кретин от страха вообще видать, соображать перестал.

– Так это «разгон» был?

– Ну да, завелись разгонщики в Обноре, добыли где-то документы, форму ментовскую и стали на мелких жуликов наезжать.

– Твою ж мать! И что дальше было?

– Ну вот, значит обыск. Пока те двое в форме ищут, «следователь» уселся хозяина допрашивать. Документы, фотографии ему предъявляет: за вами, мол, велось наблюдение и теперь вы установленный расхититель социалистической собственности. Чистосердечное признание облегчает ответственность. Фирсов покряхтел и сознался, идиот. Собственноручно записал показания и поставил подпись. Изъяли у него крупную сумму денег, драгоценности, вещей ценных два чемодана, составили соответствующие документы на изъятие и велели на следующий день прибыть в горпрокуратуру.

– Явился?

– Явился!

Они оба радостно заржали.

Запел Демис Руссос. Звучал он сказочно. Заливался, как соловей. Рулады мощного тенора звенели и переливались самоцветами.

– Ты чего, лопать сюда пришел?! У нас парней и так мало, и ты еще сидишь, кто будет девчонок танцевать? – подбежавшая к столу Лариса схватила меня за руку и потащила к танцующим. Оказавшись среди них, я пристроился к тылу пестрого хореографического коллектива, возле четырех худеньких симпатичных девчонок, судя по всему, Лоркиных коллег, и отдался, как говорится, ритму. Я танцевал легко и с удовольствием, ощущая благодаря водке и музыке ту одухотворенность, в которой так нуждался мой организм.

По ходу дела наблюдал за другими танцующими. Парней, не считая нас с Генкой было всего двое – балерон Боря Хилькевич (хотя его, наверное, тоже считать не стоило), и еще один. Тот самый сын замминистра, жених Марины, дочери Ивана Андреича от прежней семьи, девушки красивой и весьма выдающихся форм. Он привлекал внимание южным загаром и такой аккуратной стрижкой, словно только вышел из салона. Одет был в приталенную джинсовую рубашку с закатанными рукавами, облегающие ранглеровские тузера клеш и желтые остроносые шузы из «Березки». Он все время держался возле своей фигуристой подруги, которая танцевала босиком, очень плавно и сексуально двигая широкими бедрами и держа руки высоко поднятыми, что помогало ей демонстрировать роскошную грудь. На её майке была изображена рожа Микки-Мауса, распятая между, задорно торчащими в разные стороны соблазнительными округлостями.

Глаза у нее были прикрыты голубыми веками с блестками. Пухлые красные губы беззвучно повторяли припев песни. Жених, широко расставив ноги и полуприсев, двигал задом, словно хотел прямо здесь соединиться с бедрами танцовщицы в любовном акте.

Насмотревшись на её выдающуюся грудь, я нашел глазами Альбину. К моему удивлению, она все еще была в компании Бориса. Они танцевали с краю основной группы. Вернее, танцевал в основном Боря, двигаясь грациозно, как и подобает профессиональному танцовщику. Альбина же шевелилась вяло, глаза у неё были задумчивыми, а общий вид отрешенным.

И тут до меня дошло, этот спектакль предназначен для меня. Она-то ведь не знает, что я в курсе нетрадиционных Бориных наклонностей, поэтому создает видимость, что он её кавалер.