Коровы

— Эта коза, — почти сразу ответил Пастух, — как сообщил мне сейчас всеведающий Подслушиватель, то и дело уходит в иллюзию и, пребывая там в своих мертворожденных тенях, постоянно, как присказку, повторяет вашим проекциям: «Встряхните свой разум!» Подслушиватель не ведает, что на нее нашло, может, подражает кому-то, собственно, причина подобного поведения не столь и важна, но тем самым коза утверждает, что у призраков, не имеющих плоти, существует собственный разум и есть что «встряхнуть» — это ложь, заблуждение, и к тому же никто не давал ей таких полномочий — заботиться о потусторонних тенях… Вот великий Хозяин и приказал «встряхнуть ей мозги» в Загоне для сумасшедшей скотины и, тем самым, указать ей ее скромное козье место в установленном порядке вещей… Хотя, на мой взгляд, наказание за эту провинность слишком жестокое…

— Пастух, — удивилась Елена, — но если у наших бесплотных проекций отсутствует собственный разум, то чем же тогда они порождают вокруг себя воображаемый мир?

— Они порождают его чувственным ощущением, никаким образом не относящимся к реальному разуму. Ощущение это порождается уникальной способностью небесной души заполнять зловещую, мертвую пустоту в головах потусторонних теней иллюзией разума, которую подкрепляет еще и сущностное начало у тех из теней, которые им обладают. Бессущностные же и бездушные призраки заполняют эту самую пустоту, во-первых, спроецированным в область земли воображением скотины с Большой дороги Художников, во-вторых, удивительным взглядом на мир наших загадочных братьев — Пастухов из области неба и их последователей, которые исповедуют этот взгляд в потустороннем нигде, а также — вредоносными для Божественной плоскости, но полезные для поддержания иллюзии идеями и мышлением всех четырех Химер, содержащихся в Малом отстойнике…

— А те проекции, — спросила Елена, — которые, подобно быку Иллюзору, исповедуют неверие во все, — чьим воображением пользуются они?

— Эти, — ответил Пастух, — не используют, но воруют воображение у тех, у кого оно уже есть…

— Пастух, — промычала Джума, — но как я могу своровать воображение, предположим, у Розы?

— Ты, Джума, забываешь, что речь идет о мертворожденных тенях, Божественные же мозги не обладают воображением, поскольку в полной мере воспринимают действительную реальность, которой не нужны какие-то дополнения в виде несуществующих, эфемерных картин, звуков и прочего, и поэтому у твоей Розы тебе попросту нечего воровать.

— Ну, Пастух, тогда как же совершается это воровство у потусторонних теней? — спросила Ириска.

— Этот вопрос касается мистики, и это ко мне! — вмешалась Антонина-гадалка-и-звездочет. — Воруют, и еще как! Опустошая воображение наших проекций, имеющих души и сущности, воруют с помощью бездушных рукопожатий, поцелуев, взглядов, странных вопросов, на которые не хочется отвечать, с помощью подражанья нам, сущностям великого стада, и используя многое и другое, о чем даже не догадаешься… Взять хотя бы обыкновенную дверную ручку, к которой как бы и невзначай привязан обрывок обыкновенной нитки… — и тут отчасти помнящая себя корова начала перечислять такое количество способов подобного воровства, что все остальные коровы всерьез задумались о том, как бы обезопасить свои потусторонние отражения от этого воровства, поскольку никакой из коров не хотелось, чтобы, пусть и бесплотная, тень опустошалась бездушными и бессущностными созданиями, причем у каждой коровы возник при этом в голове почему-то образ того самого неизвестного в сером плаще и кепке, из-за которого пострадала одна из проекций Марии-Елизаветы…

88. Великие Скотобойни

Так, слушая болтовню Антонины-гадалки и двигаясь в окружении другой разной скотины, бредущей по тракту, телки-полукоровы дошли до восемьдесят восьмого столба, и на этом, показавшемся им очень коротким, отрезке пути ничего примечательного не встретилось, за исключением пары фантиков от конфет, которые машинально слизнули из пыли Анна и Марта и тут же отдали похвалившему их Пастуху.

На столбе, под номером очередного познания реальности, висели теперь сразу две серых дощечки с нарисованными на них синими стрелками, одна из которых указывала налево, а другая — направо. В обе стороны от тракта отходили дороги, и Пастух коротко объявил:

— Станция номер два — великие Скотобойни!

— Конечная для скорых гуртов! — добавила сообразительная Елена.

Перекресток этот хоть и именовался в высшей степени неприятно для уха скотины, но не вызвал у телок того мрачного ощущения, которое они испытали на предыдущем. Но и веселого ничего телки тут не почувствовали, когда увидели трех быков и корову, которые, выбежав к перекрестку, тут же, подгоняемые хлопками бича невидимого погонщика, испуганно свернули налево — в быках, при всей их внешней свирепости, улавливалась какая-то обреченность, корова же и вовсе была похожа на безвольную, обиженную овцу, которую против ее желания перегоняют с места на место.

— А почему, Пастух, тут две стрелки в две разные стороны? — спросила Джума.