Расставание Яна и Хеи уже не выглядело чем-то трагическим, волновавшим сердца. Напротив, корова и вол весело облизали друг другу носы, покрутили хвостами и даже в шутку боднулись, после чего Хея просто куда-то пошла и вскоре исчезла за пределом коровьего видения, а Ян, помотав головой и погремев своей цепью, покорно двинулся по своему вечному кругу, медленно огибая торчавший из поверхности столб. После этого несколько лошадей сорвались с места и задорно ускакали описывать петли по Божественной плоскости; бараны и овцы, собравшись в отару и блея во все голоса, в нетерпении направились к зеленеющему неподалеку небольшому наплыву травы — утолять первый голод нового света; одинокие быки и коровы разбрелись кто куда, возвращаясь к своим кругам и стадам. Телки же под предводительством Катерины, которая внушительно промычала, что, несмотря на голод, прежде всего нужно выйти на тракт, где стадо наверняка ожидает потерявший его Пастух, двинулись за главной пока коровой по бесплодной поверхности и скоро за свое послушание были вознаграждены: в пределе коровьего видения открылся огромный стог сена, к которому, как оказалось, уже пристроилась Ида, выхватывая и аппетитно заглатывая пучки в сообществе Розалины и Алевтины, а также Кокетки, которая, не в силах сдержать своих чувств, тут же похвасталась подошедшим коровам, что тьмой этой состоялось главное пока что событие на ее трех кругах — бык Кипяток не обманул, дожидался в воловне, и обдал таким жаром скотской любви, что, кажется, ошпарил все внутренности, на все сто процентов оправдав свою кличку. Бубенчика на Кокетке уже не было, и в связи с этим Анна засомневалась:
— Бубенчик, как я понимаю, снял с тебя Гуртоправ, присматривающий за воловней, но вдруг выйдет промашка, и ты все же останешься яловой?
— С быком Кипятком, — вмешалась всезнающая, мудрая Ида, — промашек еще не бывало, поэтому он нарасхват!
Набив себе животы сухой, хотя и душистой травой, телки-полукоровы распрощались с Кокеткой, Розалиной и Алевтиной, которые еще не насытились и имели каждая свои планы дальнейшего движения по плоскости, и отправились дальше под предводительством Иды на тракт.
Пастух действительно ожидал коров возле очередного столба, и было сразу заметно, что он волновался, беспокоясь за стадо: прохаживался туда и сюда по обочине тракта, усиленно дымя огромной величины козой, от дыма которой скотина, следующая по тракту в сторону нулевого столба, чихала и шарахалась в стороны. Пастуха можно было понять: потеряв после приключений с синей травой двенадцать голов, он переживал за беспечность неопытных телок, самостоятельность которых оказалась далеко не оформившейся. Но убедившись, что никто не исчез и ничего вновь выходящего из ряда вон не случилось, Пастух довольно внимательно выслушал те впечатления коров, которые возникли у них от сцены встречи Яна и Хеи и те объяснения относительно происхождения звезд из чувства любви, о глубине которой, по утверждению яловой Катерины, все Пастухи, не обладая сущностной интуицией и не имея души и сердец, не могут судить даже поверхностно, воспринимая в этом смысле в скотине лишь примитивное, периодическое влечение одного рода к другому, — и в свою очередь высказался относительно скотской любви, которую яловые коровы, такие как Катерина, слишком романтизируют, согласился, что Хея и Ян действительно великая пара по своим взаимным Божественным ощущениям, образующим неразделенное нечто даже на расстоянии, но при этом заметил, что обыкновенным быкам и коровам, не наделенным великим Создателем и непостижимым Намерением какой-то особой значимостью существования на плоскости в отношении любви, с вола и этой коровы пример брать не стоит и лучше все же производить на свет не звезды, но смыслы в виде конкретных, реальных телят, которые будут составлять часть единого целого, к которому уж никак не относятся воображаемые проекционные звезды — плоды созерцательности проекций, никаким образом не касающиеся Божественных сущностей…
Пока Пастух все это говорил, коровы огляделись вокруг и обнаружили, что место возле столба, где они стоят и слушают Пастуха, представляет собой как бы перекресток широкого тракта и отходящей от него обыкновенной дороги, на которую указывает красная стрелка, изображенная на дощечке, чуть ниже очередного номера познания реальности. Два малых гурта, составленные один десятком разномастных коров, а другой — пятью коричневыми коровами, одним серым быком и несколькими баранами, выбежали к столбу, замешкались, но, подгоняемые хлопками бичей невидимых Пастухов, испуганно свернули налево, куда указывала красная стрелка, и, размахивая копытами и поднимая дорожную пыль, стремительно понеслись куда-то дальше вперед. Дослушав нравоучения своего Пастуха, Мария-Елизавета спросила:
— Пастух, а что это за красная стрелка и куда понеслись, как ненормальные, эти гурты?