Корона из перьев

– Яйца – ваши. Все, кроме одного. Пусть хранится здесь, как знак моей доброй воли и преданности.

– Ты не рвешься в наездники, солдат… Как яйцо гарантирует, что ты при первой возможности не переметнешься к врагу?

– Уверен, вы знаете, сколько за него можно выручить на Ночном рынке Теснины. Хватит на безбедную жизнь до конца моих дней. Я за ним вернусь.

Говорил Сэв уверенно, и коммандер вроде поверил. Лгать Сэв умел: яйцо он ни за что не продаст: сберегая его, он хранил надежду.

Надежду, что есть куда возвращаться, что у него есть дом. И если, завершив и сказав все, он поймет, что и правда не хочет становиться наездником, всегда отыщется тот, кто захочет.

– Зачем тебе туда возвращаться? – спросил коммандер. Ему и правда было интересно: не из-за миссии или обеспокоенности, а просто потому, что он этого не понимал.

– Хочу закончить начатое. Прежде я не знал, на чьей я стороне. Теперь знаю.

Глава 44 Вероника

Я дщерь смерти… Восстала из праха, словно феникс – на погребальном костре.

После разговора с Сэвом на душе полегчало. Вероника вернулась в барак, но не успела забраться в постель, как ее снова растолкали. Так ей показалось.

Разум неохотно вынырнул из сна, и она увидела над собой Тристана. Вероника резко села, больно стукнувшись с ним лбом.

– Проклятье, Ник, – выругался Тристан, потирая голову.

– Прости, – сдавленно прошептала Вероника. В бараке больше никого не было: все явно проснулись и отправились работать.

– Который час? – спросила она, протирая глаза.

– День только занялся, – ответил Тристан.

Их с Вероникой разделяли столбы бледного света, в которых танцевали пылинки. Она потянулась, и ночная рубашка чуть сползла, оголив плечо. Казалось бы, все невинно, открылся небольшой кусочек смуглой кожи, но… Тристан смотрел на него во все глаза. Веронику бросило в жар, и кожу даже защипало. Тристан поспешил отвести взгляд, а Вероника смутилась еще сильнее.

После сражения они еще не разговаривали, и, глядя на Тристана, Вероника ощутила очередную волну жгучего стыда. Что бы там ни натворила Вал, во всем ее обвинить не получится. Вероника сама лгала Тристану, постоянно, и теперь должна объясниться.

– Тристан, я… – начала она, неловко оборачиваясь к нему. Тело, стоило вспомнить о штурме, начинало болеть. – Прости. Не стоило тебе врать.

Он смотрел на нее настороженно, и даже мысли его были закрыты плотнее обычного.

– Зачем ты так поступила?

Вероника пожала плечами:

– Хотела стать наездницей, но знала, что коммандер берет только парней… Вот и решила, что другого шанса нет.

– Зачем ты притворилась мальчишкой, я знаю, – сказал Тристан. – Но почему ты не призналась мне? В начале-то еще ладно, а вот… когда мы оставались наедине… тренировались или просто болтали… Я же рассказал тебе про… – он махнул рукой, – …про свои беды с огнем. Ты не доверяла мне?

Вероника судорожно выдохнула. На этот вопрос она и сама не знала ответа.

– Еще как доверяла, – она подалась вперед. – Как тебе, я никому больше не доверяю, – прошептала она.

Тристан громко сглотнул, и Вероника потупилась. Она знала, что Тристан заслуживает знать больше, но не могла подобрать верных слов.

– Просто я и раньше доверяла человеку, – медленно продолжила она, – верила всем сердцем и душой, а… он… – Она не договорила, но Тристан закончил сам:

– Тот человек предал твое доверие.

Они посмотрели друг на друга, и Вероника увидела, что Тристан ее понимает.

– Когда Ксепиру посадили в клетку, я хотела уйти. Думала все рассказать тебе еще до того, просто испугалась, что меня накажут или выгонят. А потом думала, что, наверное, коммандеру больше пригодится Ксепира, как несушка, чем я – как наездница.

Тристан кивнул. На его лице она прочла боль – ему и самому было непросто, ведь он не мог отрицать ее подозрений насчет отца.

– И, – продолжала Вероника, готовясь открыть самую вескую и личную причину, по которой утаивала правду, – мне тяжело было думать, что ты возненавидишь меня за притворство, утратить всякое твое доверие…

– Я бы не смог тебя возненавидеть, Ник… Вероника, – поспешил он исправиться.

– Называй меня как тебе удобно, – тихо проговорила она. Было в этом что-то личное, вызывающее, хотя Вероника и сама не знала, такой ли смысл вложила в эти слова. Глаза у Тристана расширились, но он спешно отвел взгляд. Шея и подбородок у него покраснели. Он прикусил губу изнутри… пытаясь скрыть довольную улыбку!

– Сама знаешь, это для меня ничего не меняет, – не оборачиваясь, произнес он. – Парень, девушка… мне без разницы. Ты – это ты, и для меня это самое главное.

У Вероники сердце чуть не выскочило из груди.

– Как там тебя сестра называла?.. Ксе Ника?

Счастье, что только что разливалось у нее в груди, тут же угасло.

– Да, – неловко ответила она. Вероника предложила Тристану называть ее так, как хочет он, но не ожидала услышать именно эту версию.

– Есть в ней что-то такое… отчего мурашки по коже, – признался он, неловко рассмеявшись и потирая загривок.