Корона из перьев

Закончив наполнять поилки, Эрскен выпрямился, и Вероника отошла от клетки. Эрскен объяснил, что фениксов выпускают полетать после завтрака и что их надо приманивать и отвлекать едой, пока на них надевают браслеты с намотанными на бухты цепями. Так они могли летать, не имея возможности покинуть Гнездо. Зато в неволе их прилично кормили: миски сушеных фруктов с молотыми орехами, щедро сдобренных медом, – примерно то же подавали сегодня на завтрак в трапезной. Голодный феникс питается чем угодно, но предпочитает все же сладкое.

С тяжелым сердцем смотрела Вероника, как Эрскен надевает птицам на лапы оковы. Как и металлическая сеть, с помощью которой вчера поймали Ксепиру, звенья цепей были смазаны смолой пирафлоры – дерева огнецвета, – защищавшей от фениксова огня. А еще из лепестков огнецвета, который за его ярко-красный цвет называли цветком феникса, готовили смертельный яд. Уж не им ли Вал отравила Ксепиру? В глуши Пирмонта, где растет все необходимое, его изготовить проще всего.

Майора, бывало, напевала одну песню, в которой говорилось про пирафлору. Весь текст Вероника не помнила, но, пока Эрскен разматывал цепь, отдельные строчки проскользнули у нее в голове:

…алый цвет в огонь одет, прах и кость
сокроют свет,
Пламя, жар и кровь побед, не восстанешь
больше, нет…

Когда на лапе Ксепиры защелкнулся браслет, та в тревоге и смятении встала на дыбы. Цепочка громко зазвенела о прутья решетки. Вероника постаралась успокоить питомицу, одновременно сдерживая собственные чувства. Глаза жгли подступающие слезы, а в груди закипал гнев.

– Нужно время, чтобы привыкнуть, – подсказал Эрскен, видя боль и слезы Вероники. – И им, и тебе.

Не в силах отвести взгляд от Ксепиры, Вероника кивнула. Может, о ее питомице и хорошо позаботятся, не навредят, но это – не жизнь для феникса. В голове у Вероники неожиданно прояснилось. Есть два пути: рассказать всем правду – и будь что будет, или тайно бежать, выкрав Ксепиру. Вероника не могла решить, какой вариант страшнее. Сейчас ей казалось, что побег проще, а предстать перед Тристаном, Моррой и коммандером и признать, что лгала им в лицо и не один раз, – это пугало сильнее. Но, допустим, сбегут они… Что потом? Куда им податься?

А если она признается в обмане, наездники решат, что недостойной лгунье среди них не место. Прогонят ее или, что хуже, запрут, как какого-нибудь преступника, каким она и показалась им, когда только прибыла. И что тогда станет с Ксепирой? Не лучше ли не разбивать Тристану сердце – не рисковать своей свободой и Ксепирой – и просто улизнуть отсюда под покровом ночи?

Разумеется, если она во всем сознается, остается шанс, что ее отпустят, и она покинет Гнездо – одна и с позором, – а вот побег свободу гарантирует. Вряд ли Вероника выдержит злорадный взгляд Вал, когда ее отвергнут, узнав правду, но бежать как трус… это неверно. Побег спасет ее от суда людей, к которым она привязалась, но спасет ли от суда совести? На ее месте Вал точно поступила бы так, и от этого побег казался еще менее привлекательным. Ну, сбежит она с питомицей, а потом – что? Вернется к прежнему укладу, будет жить с Вал, разве нет?

А ведь надо еще подумать и об остальных пленных самках. Если уж освобождать Ксепиру, то и их тоже. Она просто обязана, но… не обречет ли она тем самым наездников? Тристана.

Заковав Ксепиру, Эрскен надел браслеты на лапы и другим двум фениксам, попутно представляя их:

– Вот эту милую леди зовут Ксоланте, но я чаще зову ее просто Ксо. Говоря по правде, она очень любопытна и немножечко порывиста, – с любовью произнес он и похлопал феникса по шее.

– А вот ее величество Ксатара, напротив, – вздохнул заводчик, – любит доставлять хлопоты.

Нахмурившись, он попытался надеть оковы на ногу третьему фениксу, пока тот, расправив крылья, отгонял от еды младших сородичей.

– Свирепая как огонь и вдвое прожорливей. Ее величество требует уважения, вот я его и выказываю. Лучше сковывать ее последней. Тогда…

Он выругался отдергивая поцарапанную у локтя руку – спасибо острым когтям Ксатары. Стиснув зубы, Эрскен повторил попытку, и когда наконец раздался щелчок, он отступил и потянулся за тряпкой.

– Тогда, если она тебя зацепит, сможешь сразу заняться раной.

Промокнув царапину, Эрскен глянул на ярко-красные ожоги. Он носил кожаную безрукавку и наручи, но те не защищали руки полностью: кожа у локтей и на плечах была покрыта свежими и почти зарубцевавшимися шрамами.

– Ксоланте и Ксатара? – переспросила Вероника. Такие же имена носили два боевых феникса из «Пирейских эпосов», собрания песен и поэм, сочиненных во времена королев. Вал заучила его и любила читать наизусть, когда приходилось просиживать в хижине холодными и дождливыми зимними днями. – Сестры?

Эрскен усмехнулся: