Корона и эшафот

IV ст. Вступив на престол, король, тотчас по достижении совершеннолетия, должен в присутствии Законодательного корпуса присягнуть в том, что он будет верен нации и закону и употребит всю вверенную ему власть на поддержку конституции, декретированной в 1789, 1790 и 1791 годах. Если через месяц после приглашения Законодательного корпуса король не принесет присяги или, раз присягнув, возьмет ее обратно, то он считается сложившим с себя власть.

VI ст. Если король станет во главе какой-либо армии и направит ее против нации или если он не окажет противодействия посредством формального акта подобному предприятию, ведущемуся от его имени, то он считается сложившим с себя власть.

VIII ст. После добровольного отречения или предписанного законом отрешения от власти король вступает в класс граждан и как таковой может быть обвинен и предан суду за действия, совершенные им после отречения.

Но во всех этих случаях речь идет лишь об отказе короля присягнуть на верность законам, об отрицании им своей присяги, о выступлении против нации во главе неприятельской армии — и вовсе не говорится о ведении интриг в самой стране с целью уничтожить свободу, снова поработить народ или перебить его. Здесь нет ни слова ни о захвате денег и скупке хлеба, ни о замыслах разорить нацию и вызвать голод во всей, стране, ни о попытках затормозить правосудие, ни о подкупе общественных чиновников, ни об избиении и покушениях на жизнь множества граждан, друзей свободы. И так как по этому поводу конституция хранит глубокое молчание, то во всех этих случаях король находится на положении простого гражданина: ибо статья, непосредственно следующая за статьей о неприкосновенности, на которую ссылаются защитники Людовика-предателя, говорит, что во Франции нет власти выше закона, что король царствует только в силу закона и что только во имя закона же он вправе требовать повиновения. А отсюда вытекает, что он сам подчиняется закону, как и всякий другой гражданин.

III ст. Декларация прав гласит, что одинаковые преступления караются одними и теми же наказаниями, без всяких индивидуальных различий. Следовательно, законы, относящиеся к простым гражданам, вполне применимы и к Людовику Капету; другими словами, он должен понести наказание, установленное для предателей и заговорщиков.

Наконец, если даже согласиться с тем ложным положением, что Людовик Капет стоит выше конституции во всех вышеуказанных случаях, что ему принадлежит привилегия безнаказанно нарушать все законы, то и тогда несомненно, что статьи, на которые ссылаются в его пользу, содержат достаточно данных для его осуждения.

Конституция говорит, что король может быть обвинен и предан суду за действия, совершенные им после отречения. Но одна из статей ее положительно заявляет, что он считается сложившим с себя власть в том случае, если нарушит присягу быть верным нации и закону и употреблять на поддержку конституции вверенную ему власть. Это значит, что он перестал быть королем с тех пор, как задумал гибель своей страны и уничтожение принятой им конституции. А стало быть, он подлежит суду за все последовавшие затем измены…»

Другая статья гласит, что он считается сложившим с себя власть, если не окажет посредством формального акта противодействия военным предприятиям, ведущимся против нации от его имени. Значит, он сверх того отрекся от трона в тот момент, когда во Францию вторглись австрийцы, пруссаки и мятежные эмигранты; и так как бойня в Тюильри произошла уже после, то его надо судить как изменника отечества и убийцу нескольких миллионов французов, тем более что разбойничьи шайки, опустошившие Францию, были призваны им самим.