Корона и эшафот

Ваш Комитет законодательства доказал, что Людовик Капет подлежит суду, при помощи ряда аргументов, взятых из области естественного права. Этот способ доказательства был необходим для народа, ибо надо привести к одному убеждению всех членов республики различными путями, соответствующими различию в складе ума. Что касается представителей самодержавного народа, они могут рассматривать вопрос только с политической стороны.

Некоторые из предыдущих ораторов, ставшие на эту именно точку зрения, исходили из понятия о первоначальном договоре, будто бы определявшем взаимные обязанности народов государей; они приходили к заключению, что Людовик Капет, нарушив этот договор, был низложен и с того момента вступил в класс простых граждан. Но это ложное заключение, искусственно выведенное из пустого софизма, ибо между народами и их служащими никогда не существовало никаких договоров, хотя между самодержавным народом и его отдельными представителями и была формальная связь. Нация, вверяющая свои права уполномоченным, не входит с ними в соглашение. Она поручает им в интересах общества те или другие функции, от которых они, правда, иногда могут отказаться, но всегда несут за них ответственность и могут быть лишены их против своего желания, по воле нации. Поэтому, каким бы блеском ни была окружена их должность, она всегда является лишь почетной повинностью. Таковы действительные отношения между самодержавным народом и его служащими. Так называемый первоначальный договор — в полном смысле слова продукт воображения. Если подобный договор и возможен, то это только в случае завоевания, когда военный предводитель, сделавшись главой государства, становится грозой народа, то есть когда он заставляет нацию капитулировать. Но неужели мы будем основываться на преступных сделках узурпатора, чтобы установить прерогативы? Неужели мы способны принять результаты узурпации верховной власти первым слугою народа за священные и законные права? А между тем в этом-то и состоял возмутительный договор между французами и их королями; и когда бездумная расточительность Людовика Капета вынудила его созвать Генеральные Штаты для заполнения образовавшейся бреши, а затем восстание нации, вызванное последними его посягательствами, заставила его униженно просить пощады, то народные представители возобновили этот несправедливый договор. Но подобный договор не действителен не только потому, что он противен насущнейшим интересам и священнейшим правам народа, но и потому, что он не был утвержден народом; ибо многочисленные адреса, которые так услужливо подносились королю изменниками-депутатами как очевидные доказательства утверждения конституции народом, все были выпрошены самым низким образом; скажу больше, многие из них предательски посылались контрреволюционной администрацией.

Перейдем к фактам. После тринадцати веков рабства и тирании деспотизм был бы поражен раз навсегда, если бы нация, так долго согбенная под ярмом, могла бы сразу выпрямиться во весь рост и твердо отстаивать свои права. Он был бы поражен раз и навсегда, если бы народные представители имели достаточно мужества, чтобы воспользоваться смятением деспота и его клики, низвергнуть его с трона и восстановить свободу. Но о горе! Эти низкие представители, которые вначале, боясь потерять свои места, притворно противились приказаниям тирана, едва только добившись поддержки со стороны гражданского ополчения, вступили в сношения с двором и стали тратить свою энергию на то лишь, чтобы выгоднее продать себя; они открыли позорный торг неотъемлемыми правами народа. Иные даже простерли свою преступную смелость до того, что предложили дать тирану ужасную привилегию распоряжаться провинциями и торговать их населением, как стадом баранов.

Обхожу молчанием длинный ряд постыдных, несправедливых, репрессивных, тиранических декретов, которые вырывало у трусливого и безрассудного большинства бесчестное и подкупленное меньшинство, стремившееся к укреплению деспотизма под предлогом возрождения страны. Я не буду касаться этих злополучных декретов, опозоривших Учредительное собрание и запятнавших конституцию, — декретов, против которых я не раз восставал с такой горечью.