Корона и эшафот

Для членов Национального Конвента, как и для всех французов, уже не могло оставаться сомнения, что король вероломно нарушил ту самую конституцию, на верность которой он не раз торжественно присягал. Однако Конвент все еще не решался возбудить обвинения против Людовика.

1 октября в Конвент явилась депутация от Комитета надзора Коммуны и представила весьма важные документы, найденные при обыске в бюро цивильного листа. Эти документы неопровержимо доказывали сношения короля с эмигрантами и иностранными кабинетами; целая сеть интриг и подкупов всплыла наружу; открылось, что двор израсходовал около полутора миллиона ливров на подкуп депутатов Законодательного собрания. Сообщение Коммуны вызвало в Конвенте взрыв негодования. Дальнейшие колебания теперь являлись преступными. Конвент решил выяснить, на основании найденных документов, степень виновности короля, а также вопрос о его подсудности, то есть подлежит ли король суду, и если да, то каков должен быть состав этого суда. Разработка первого вопроса была поручена экстраординарной Комиссии Двадцати четырех, второго — Комитету законодательства. 6 ноября Дюфриш-Валазе представил доклад от имени Комиссии Двадцати четырех.

Доклад Валазе развертывал картину измен и подкупов двора, направленных на восстановление абсолютизма. Среди документов, представленных Коммуной, находились точные отчеты Булье, которые раскрывали до мельчайших подробностей организацию бегства в Варенн и военные приготовления в лагере Монмеди[8]. Из них видно было, что эта неудачная экспедиция обошлась цивильному листу в 6 миллионов 66 тысяч 800 ливров. Заметка в одном из этих отчетов: «Передано Monsiere, брату короля, по его приказанию, шестьсот семьдесят тысяч ливров» — заставляла подозревать, что король содействовал бегству графа Прованского. Мало того, тот же отчет, помеченный 15 декабря 1791 года, изобличал Людовика XVI в тайных сношениях с прусским двором; оказывалось, что король, прежде чем громко высказаться за войну во Франции, под сурдинку подготовлял к ней иностранные кабинеты. В то же время он организовывал военную силу, на которую мог бы опереться в случае открытия военных действий. Конституция 1791 года назначала королю сверх его швейцарской гвардии лейб-гвардию в тысячу восемьсот человек. Он увеличил ее до шести тысяч и поставил во главе ее ярого абсолютиста, герцога де Бриссака. Узнав об этом, Законодательное собрание немедленно распустило лейб-гвардию и отдало де Бриссака под суд. Но король снова создал ее в Кобленце и продолжал содержать на жалованье. В самой Франции, вопреки конституции, производился набор рекрутов, тайком от Законодательного собрания. Так, квитанции некоего Жилля свидетельствовали о получении им весной 1792 года крупной суммы на содержание отряда рекрутов, по одной тысячи двести ливров в год на каждого. Вообще король не стеснялся в расходах для достижения своих целей: он щедро сыпал золотом на контрреволюционную агитацию, на подкуп депутатов Национального собрания и субсидии роялистской прессе, на поддержку эмигрантов и отвергавших присягу священников; он выдавал значительную пенсию вдове маркиза Фавра, казненного в 1790 году по обвинению в контрреволюционном заговоре, выражая, таким образом, свое сочувствие врагам революции. Чтобы добыть средства на эти огромные издержки, двор старался сбросить с цивильного листа другие, с его точки зрения излишние. Некоторые документы обнаруживали тщетные попытки провести декрет, которым многие расходы цивильного листа переносились на общественный счет. На эти попытки было израсходовано около полутора миллиона ливров.