Первыми в больницу к Пельтцер примчались друзья из «Сатиры» – Ольга Аросева и директор театра Мамед Агаев. В своей книге Ольга Александровна описывает их свидание так: «Прощаясь, Татьяна прижалась ко мне совсем беспомощно и шепнула: «Ольга, забери меня отсюда!» Мы все, директор театра, она и я, в голос зарыдали – так невыносимо было уходить…» Через несколько дней актрису перевели в другую, более престижную больницу.
Прецедент повторился через год. Татьяна Ивановна вновь оказалась в «психушке». Там, предоставленная самой себе, неуемная и непоседливая, она упала и сломала шейку бедра.
Для восьмидесятивосьмилетнего человека исход оказался самым печальным…
Последние годы Татьяны Пельтцер трудно назвать счастливыми, у нее уже почти никого не было. На руках умер отец, на руках умерла мать Евгения Сергеевна, с которой Иван Романович разошелся давным-давно. На руках умер брат «Шуреночек». Он был выдающимся конструктором. После войны Александр Пельтцер собрал коллектив талантливых инженеров по созданию гоночных машин, испытывал их сам, но из-за холодного ветра сильно простыл, и в результате осложнений после болезни у него отнялись ноги. Александр Иванович продолжал руководить бюро скоростных автомобилей, разрабатывать новые модели. Жил он один, жена умерла очень рано. Заботу об инвалиде взяла на себя сестра.
Своих детей у Татьяны Ивановны не было. Теряя память, Татьяна Ивановна забывала имена двоюродных сестер и подруг, которые навещали ее и дома, и в больнице. Она гладила по щеке Валентину Токарскую и плакала, что не могла вспомнить ее имя.
Для ведущей актрисы театра и кино такое заболевание стало настоящей трагедией. В целом здоровый человек, она продолжала курить, пить крепчайший кофе и все время бегать. Она же никогда не ходила пешком! А уж каким крепким был у нее сон – Токарская рассказывала, как однажды в гостинице к ним в открытое окно вошел голубь и сел на голову спящей Татьяны Ивановны. Она даже не пошевелилась!
В «Поминальной молитве» Пельтцер уже выводили просто так, почти без слов, как памятник самой себе. Лишь бы зрители лицезрели свою любимую актрису. Ей и не надо было ничего говорить – мы видели ее глаза, ее движения и понимали все, что она хотела сказать. Общение с великим искусством продолжалось…
«Я счастливая старуха», – нередко говорила Татьяна Пельтцер. Мне кажется, что счастливыми были все, кто с ней работал, кто ее видел. Аплодисменты раздавались в зале, едва из-за кулис слышался голос актрисы. Когда я в глубоком детстве столкнулся с Пельтцер у входа в «Ленком», то от радости потерял голос. Здесь можно говорить об ауре, флюидах, обаянии – о чем угодно, но в отношении этого человека даже слово «индивидуальность» становится безликим. Не хочется в который раз вспоминать избитые фразы о незаменимости, но бесспорным остается одно – место Татьяны Пельтцер в кино и театре по-прежнему вакантно.
Читаю у Марты Линецкой:
«…1974 год. Татьяна Ивановна вернулась из гастрольной поездки в Болгарию. Вечером – спектакль «Интервенция». Гримируется, одевается, вокруг суетятся девушки-костюмерши. – Болгария! Лучшие мужчины были мои, – лукавит актриса. – Танцевала до упада – брюки, кофты и длинный развевающийся шарф!
Третий звонок.
– Актеры, на сцену! Актеры, на сцену! – раздается из репродуктора.
Кольцо, которое прикует алчущего полковника Фридомба, надето, шляпа, опущена черная вуаль на посерьезневшее и как-то заострившееся лицо мадам Ксидиас, перчатки, сумочка. Оценивающий взгляд на себя в зеркало – все в порядке. Фраза оборвана на полуслове. Где вы, милая Татьяна Ивановна, упоенно рассказывающая о Болгарии?
Растворилась. Есть лишь черно-синяя мадам Ксидиас с колючими глазами, величественной осанкой, источающая холод и презрение. Фантастический скачок в 1919 год, в Одессу времен оккупации, в иные заботы, сферы и отношения.
О, эти мгновенные метаморфозы за кулисами! Эти разговоры, прерванные на полуслове…»
«Я была верующей в дело Партии, просто Дон Кихотом»
Мария Барабанова
Ее либо боготворили, либо ненавидели. Вступать с ней в борьбу было опасно. Любить ее было выгодно, но мужчины сходили по ней с ума искренне. Людьми она манипулировала, как шахматами, переставляя «с позиции на позицию», как того требовала ситуация. Невозможного для нее не существовало. В бой она бросалась, не задумываясь о последствиях. Когда я все это узнал – не поверил. В моей памяти навсегда сохранилась маленькая, обаятельная женщина с вечно смеющимися глазами. Мария Павловна Барабанова.