Королевы смеха. Жизнь, которой не было?

Когда мы с Александром Ширвиндтом начинали ставить «Проснись и пой!», то хотели сделать на основе ее роли некий концерт, который продемонстрировал бы пластичность, врожденный слух, музыкальность актрисы. Но с Татьяной Ивановной это не проходит. Она создает характер житейски точный, психологически достоверный. Она не дает тетю Тони в обиду, потому что знает таких стойких женщин. И она играет власть над возрастом, укрощение возраста, а не демонстрирует свои технические актерские возможности. Она дает урок тем, кому далеко за шестьдесят, урок любви к жизни…

Мы с Григорием Гориным мучительно искали для телевизионного фильма «Формула любви» героя, который был бы антиподом графа Калиостро, авантюриста и злого гения. И когда решили, что это будет тетушка Федосья Ивановна и что будет ее играть Татьяна Пельтцер, все встало на свои места. Это только она, – решили мы, – сумеет совершенно естественно оставаться веселой и живой в гротескных ситуациях, в экстремальном режиме, и противостоять магическим проискам заезжего итальянца. И мы не ошиблись. Моей любимой актрисе не надо было ничего объяснять и показывать – она давно знала эту самую «формулу любви». Только вычертила она ее не на бумаге, а в собственном щедром и многострадальном сердце. Она научилась самому хлопотному и непростому делу на Земле – любить людей».

Марк Захаров поставил с Татьяной Ивановной пять спектаклей. Все имели шумный успех. Поэтому с его уходом актрисе стало чего-то недоставать. Между ней и Плучеком словно кошка пробежала. Его стала раздражать манера поведения Пельтцер на репетициях (опоздания, незнание текста, бесконечные придирки), она стала вести себя еще невыносимее. В конце концов, на репетиции спектакля «Горе от ума» разразился страшный скандал, свидетелем которого, благодаря радиотрансляции, стал весь театр.

Татьяна Пельтцер ушла в молодежный театр – имени Ленинского комсомола, к Захарову.

Этот переход воспринимался тогда многими как поступок безрассудный. После тридцати лет работы в популярнейшем столичном театре, где рядом с другими любимцами публики она оставалась лидером, вдруг поменять все на свете и начать жизнь сначала – для этого нужен особый характер. У Татьяны Ивановны он был. Азартный, рискованный.

Марта Линецкая попыталась в своих записках немного проанализировать этот поступок: «Учителей в обычном понимании этого слова у Татьяны Ивановны не было. Но были великолепные актеры, у которых она училась прямо на сцене, участвуя в спектаклях еще ребенком, а затем не пропуская спектаклей с их участием. Да и дома иных разговоров не было. Когда я читала главу о театре Корша в книге актрисы Н.Смирновой, где была представлена Блюменталь-Тамарина в последние годы ее жизни, то меня поразило сходство взглядов, манеры поведения, способа общения с людьми старейшей актрисы с Татьяной Ивановной сегодня, когда они стали как бы ровесниками. Смешно было бы думать, что Пельтцер подражает, но основы культуры профессиональной и житейской, корни – одни, корни прекрасного русского искусства. Марк Захаров гордился, что его молодой театр связан с этим великим искусством через Т.И. Пельтцер. А в Театре сатиры Плучек – мейерхольдовец – не любит… что не любит – это пустяки, – не видит (а, следовательно, не дает ролей в своих спектаклях) Татьяну Ивановну, так как ее метод – метод театра Корша, метод старого театра! – не интересен, враждебен ему. Вот так на протяжении века расходятся волны бурных двадцатых годов советского театра. А в следующих спектаклях самого Плучека, таких как «Родненькие мои», «По 206-й», «Гнездо глухаря» Татьяна Ивановна была бы на своем месте с освоенной, углубленной разработкой психологической ткани роли, с органическим юмором и неистребимым оптимизмом восприятия жизни, в чем, кстати, они схожи. Слишком рано разошлись мастера…»

* * *