Королевы бандитов

Под окнами стояло несколько шкафчиков. Женщины принялись выдвигать ящики – в большинстве лежали линейки, карандаши, тетрадки с тонкими обложками. Фарах, усевшись на пол, пыталась открыть очередной ящик – она дергала изо всех сил, оскалив зубы, и было видно, как под кожей на руках напрягаются жалкие бицепсы. Ящик не поддавался, и Гита протянула ей деревянную линейку:

– Вот, подцепи.

Но Фарах замотала головой:

– Лучше ты.

– Почему?

– У меня уже руки болят. – Она принялась массировать ладони большими пальцами. – Руки – мой хлеб!

– А я, по-твоему, чем деньги зарабатываю? – резко сказала Гита. – Танцами диско?

– Ты бусинки на нитки нанизываешь, с этим любая макака справится. А я – художник, я занимаюсь высоким искусством! – заявила Фарах.

Гита вытаращила на нее глаза:

– Ты портниха!

Фарах сложила руки, как в мусульманской молитве:

– Art[60], Гитабен! – воскликнула она по-английски. – Art!

Гита все еще обалдело смотрела на нее:

– Кажется, теперь я начинаю понимать Самира.

– Да, он бьет меня, но руки мои никогда не трогает. Потому что он знает их ценность!

Надо было бы уйти прямо сейчас, швырнув обвинение в неблагодарности в это и без того избитое лицо. Но они уже были повязаны, сплетены, как страницы в книге, которую Фарах по причине безграмотности и прочитать бы не смогла. Поэтому Гита, вместо того чтобы удалиться, процедила самым что ни на есть мерзким тоном, на который только была способна:

– Очень жаль, что мать из тебя вышла не такая хорошая, как an artist[61]!

У Фарах начали кривиться губы, но Гита не собиралась останавливаться:

– О, ты сама жаловалась, что Самир твоих деток тоже бьет! Наверно, он это делает, чтобы не повредить твои бесценные ручки!

– Я хорошая мать, – тихо проговорила Фарах. – И я сейчас здесь, чтобы защитить своих детей.

Гита с деланым безразличием пожала плечами:

– А мне кажется, хорошая мать не позволила бы насилию в семье зайти так далеко.

– Да что ты вообще знаешь о материнстве? – вспыхнула Фарах. – А?

– Благодаря тебе практически всё. – Гита указала на нее пальцем: – Один беспомощный младенец женского пола. Раз. – И загнула палец. Указала на себя: – Одна замученная женщина, которой постоянно приходится подтирать задницу беспомощному младенцу. Два. – И загнула второй палец.

– Это другое! Ничего ты о детях не знаешь!

– И слава богам. От детей одни неприятности.

Фарах чуть не задохнулась:

– Это не правда! Счастье мате…

– Награда, благословение и все такое, – перебила Гита. – Да-да, я в курсе. А ну отойди-ка. – Она оттеснила Фарах от неподатливого ящика, засунула линейку в щель и нажала изо всех сил, вложив в этот рывок всю свою ярость. Щепки отлетели одновременно от линейки и от деревянного ящика, он выдвинулся из шкафчика. Внутри лежали спички и початая упаковка зеленых спиралей.

Гита вернула сломанную линейку на место в другой ящик, Фарах достала одну антимоскитную спираль. Из школы они выходили в полном молчании, но за воротами Фарах попыталась сделать шаг к примирению.

– Гитабен… – начала она, взявшись за обе мочки, что традиционно означало раскаяние.

– Не надо, – отрезала Гита. – Не хочу ничего слышать. Мы не друзья. И никогда не были друзьями. Я много чего плохого наговорила о Салони – да, она стерва, но не подлая лицемерка. А у тебя всегда мед на языке и нож в кармане.

– Нет! Я…

– Я не буду спорить с тобой о своей работе. Не буду защищаться. Я не ем чужую соль, только свою собственную. И пока ты и твой гребаный муженек не начали меня преследовать, все у меня было нормально. Ты умоляла меня спасти тебя, потому что сама не можешь это сделать. По мне, так ты вообще ни на что не способна.

Фарах начала плакать, но в отличие от ее показных истерик с театральными воплями это были тихие, искренние слезы.

– Пожалуйста, прости меня, – шмыгнула она носом. – Я не хотела тебя обидеть. И я по правде считаю тебя своей подругой, Гитабен. – Тут она набросилась на Гиту с объятиями, и та попятилась от такого бурного проявления чувств.

Объятия были мощные, костлявые руки Фарах оказались неожиданно сильными, Гита вдохнула запах кокосового масла от волос этой женщины и почти на физическом уровне ощутила исходившие от нее страх и сожаление. К объятиям Гита не привыкла, поэтому не ответила ей тем же, но и не оттолкнула – осторожно похлопала ее дважды по спине, прежде чем осторожно отстраниться.

Фарах ущипнула себя за кожу на шее большим и указательным пальцами:

– Клянусь, на этот раз я не облажаюсь. Честное слово, Гитабен! Ты можешь на меня рассчитывать.

9