– Ты удивишься, но чудовища так просто не умирают. – Гита набрала в грудь побольше воздуха, преодолевая дрожь. – Взамен ты заберешь Рамеша и сделаешь так, чтобы он никогда сюда не вернулся. Ты получишь наше молчание, свою свободу, репутацию и
Би-Би пристально смотрел на нее несколько страшных мгновений, и Гита уже думала, что он откажется и просто уйдет, а линия защиты, которую она выстроила, рухнет. Но Би-Би кивнул:
– Хорошо, Гита из «Гита’с Дизайнз». Я буду выполнять условия сделки, пока Синха держится от меня подальше. – Он протянул ей руку: – Мы квиты?
Гита взглянула на него исподлобья, вспомнив, какой униженной и беспомощной почувствовала себя, когда сидела, привязанная к стулу, и этот человек дал ей отеческий подзатыльник. В следующее мгновение ее рука взметнулась и хлопнула его по щеке – со снисходительным осуждением, какое она видела у мамаш, когда те шлепали своих детишек, призывая их к порядку. Бада-Бхай так обалдел, что застыл с протянутой рукой, и Гита проворно пожала его ладонь два раза, пока он не отменил сделку:
– Вот теперь мы квиты.
Эпилог
Гита стояла перед холодильником. Холодильник был старый – а как же иначе, все-таки семнадцать лет прошло. Свекор и свекровь давно могли бы заменить его на новую модель, но зачем, если и этот исправно работает? Выходит, ее родители сделали правильный выбор, собирая ей приданое, о котором она до поры до времени знать не знала. Гита протянула руку, чтобы прикоснуться к дверце, но передумала. Подобная сентиментальность была, может, и вполне объяснимой, но сейчас неуместной.
– Он готов с тобой поговорить, – нарушила молчание свекровь. – Насколько это возможно, конечно.
Гита оторвала взгляд от холодильника.
– Я ненадолго, – сказала она, поправив на плече ремешок сумки, где лежали конверт с документами и список покупок – вкусняшки для Бандитки, пайетки, заказанные Фарах, и упаковка воздушных шариков, которые она подарит Раису, когда Карем с детьми сегодня вечером придет к ней на ужин.
– Ну понятно, ненадолго, – ехидно отозвалась свекровь. – Тут и минутки должно хватить.
– Мне хватило шести лет, – отрезала Гита. –
Свекровь постарела, но то же самое произошло и с Гитой. Только рот матери Рамеша морщился сейчас не от возраста, а от затаенной злобы. «Тяжело ей, должно быть, – подумала Гита. – Родить сына и возрадоваться тому, что у тебя теперь будет опора в старости, а под конец жизни получить вместо опоры ярмо на свою согбенную шею».
– Ты принесла обеты, но так и не сумела родить ему детей. Меньшее, что ты можешь сделать сейчас – это заботиться о нем днем и ночью.
От гнева у Гиты на секунду потемнело в глазах.
– Ну зачем же я буду лишать вас радости материнства? – процедила она. – Это счастье и привилегия, как я слышала.
Лицо свекрови скривилось еще больше:
– «Умение прощать – свойство сильных»[173].
– А я простила его. Поэтому мне от него ничего не нужно, – сказала Гита. Это была правда. Пхулан Дэви провела свою короткую жизнь, разрываясь между двумя чувствами – страхом и ненавистью, что было вполне объяснимо, но Гита не хотела так жить. – Прощение не означает, что все будет по-прежнему.
Не дожидаясь очередной реплики свекрови, она направилась в коридор, постучала в дверь и услышала мычание, означавшее приглашение войти. Гита вошла и закрыла за собой створку. Рядом с кроватью стоял деревянный стул с резной спинкой. Она села, положив сумку на колени, и достала большой конверт из плотной бумаги, который выбрала специально, чтобы документы не помялись.
– Ты выглядишь лучше, – солгала она.
Собственно, долг требовал, чтобы она заговорила первой – ведь это ее пуля разнесла Рамешу нижнюю челюсть и проделала дыру в языке, так что теперь он не мог ни говорить, ни нормально жевать. Ветеринар, вызванный Бада-Бхаем, раненому скорее навредил, чем помог, но потом нормальные врачи сделали свое дело и пообещали, что через пару лет двигательная способность челюсти улучшится. Вынужденная жидкая диета – на столике у кровати стояли стеклянная бутылка и чашка – не должна была причинять ему особых неудобств. Рамеш потерял зубы – Гита видела их после выстрела на полу у себя дома, – но сейчас это не было заметно, поскольку он не мог открыть рот шире, чем на полдюйма.