– Могу тебя заверить, – осклабился Рамеш, – что пара хороших затрещин каждой очень быстро решат твои домашние проблемы.
Бада-Бхай вытаращился на него во все глаза:
– Ты мне предлагаешь матушке моей затрещину дать? Чтобы в следующей жизни я родился неприкасаемым? Дубина! – Он снова повернулся к Салони: – Когда становится совсем горячо, я от них в туалете прячусь и сижу в тишине. Теперь они думают, что у меня проблемы с этим, – он похлопал себя по обширному чреву, которое заколыхалось, как студень, – с пищеварением.
Салони, которая сочувственно ахала и охала, пока Би-Би говорил, покачала головой:
– Ты прости, конечно, но думаю, тебе надо защищать жену от любовницы.
– Если подумать получше, – вмешалась Гита, – тебе надо защищать сына от жены.
Рамеш издал раздраженное рычание:
– Да что тут происходит вообще? «Кофе с Караном»[168]? Би-Би, давай я уже отчикаю им пальцы и покончим с этим!
Едва он договорил, на крыльце за закрытой входной дверью громко лязгнуло что-то металлическое и раздался отрывистый «гав», за которым последовали приглушенные проклятия на человеческом языке и заливистый лай.
– Кто там? – крикнул Бада-Бхай, но, решив, что это прозвучало слишком вежливо и осторожно, постарался исправиться: – Кто, вашу мать, там?!
Несмотря на смертельную опасность, Гита закатила глаза. Умереть от рук этого остолопа, после того как она убила двоих мужчин и сумела избежать ареста, было бы совсем позорно. Как если бы Королева бандитов погибла от комариного укуса.
Лязг за дверью производился, видимо, каким-то металлическим сосудом – Гите сразу пришла на ум миска Бандита. Все четверо в доме смотрели на нешелохнувшуюся створку. В отдалении периодически трещали петарды, и Гита подумала, что Би-Би и Рамеш, наверное, как и Салони, решили воспользоваться праздничной суматохой в качестве шумовой завесы.
На вопрос Бада-Бхая никто не ответил, и он двинулся было к выходу, чтобы выглянуть на крыльцо, но передумал и кивнул на дверь Рамешу. Тот молча помотал головой, однако Бада-Бхай свирепо выпучил на него глаза, и протест был подавлен в зародыше – Рамеш пошел открывать.
– Фарах! – выпалила Гита.
Вид у Фарах, стоявшей на крыльце с миской Бандита в руках, был озадаченный и несколько растерянный. Пес встряхнулся, окатив подол ее сари фонтаном брызг.
– Я случайно опрокинула на него миску. Ногой, – сообщила Фарах. Тут она впервые увидела Бада-Бхая и разинула рот: – А это, блин, кто такой?
– Я, блин, кто такой? Это ты, блин, кто такая? Хотя мне плевать. Заходи быстро, пока тебя никто не увидел.
Тут Фарах наконец заметила связанных женщин, пистолет и всполошилась:
– Э-э… нет, спасибо! Вас тут и так много. С Новым годом.
Бада-Бхай взял ее на прицел:
– Это было не приглашение на ужин. Быстро заходи, а то я прикажу ему втащить тебя силой.
Фарах повиновалась, неуклюже подняв ладони на уровень плеч, как по телевизору учат гражданское население на случай захвата заложников. Рамеш отобрал у нее миску с остатками воды и захлопнул дверь, но мокрый Бандит все равно успел проскочить в битком набитую комнату и замер, узнав прежнего хозяина.
– Ты! Я тебя знаю! – прищурился Бада-Бхай на пса, который свирепо зарычал, великодушно оделяя своим вниманием его и Рамеша по очереди. – Ты что, себе его взяла?
Гита кивнула:
– Он хороший пес.
– Серьезно? Мне он казался самым тупым в той группе.
– О, как Фарах в нашей, – хмыкнула Салони.
– Сама дура, – огрызнулась Фарах.
– Свяжи ее тоже, – велел Бада-Бхай Рамешу. – Рама Всемогущий, кажется, у нас стулья закончились. – Он посмотрел на Салони и Гиту. – Вы еще кого-нибудь пригласили?
Рамеш порылся в шкафу и достал желтое сари с выцветшим орнаментом из ромбов. Усадив Фарах на свой
– Ты зачем пришла? – поинтересовалась Гита.
– Меня вдруг осенило, что Рамеш не может быть слепым, и я зачем-то решила, что надо тебя предупредить. – Фарах как завороженная следила взглядом за револьвером, который перемещался по комнате вместе с нервно шагавшим из угла в угол Бада-Бхаем. – Теперь я об этом сильно жалею.
– Как ты догадалась? – спросил Рамеш с веселым любопытством. – По-моему, я очень убедительно прикидывался.
– Ну, я была на вечеринке и заснула. Прямо за столом со сладостями. А когда проснулась, вспомнила, что в тот день, когда мы приходили сюда к Гите, ты назвал Салони жирной.
– И что? – пожал плечами Би-Би. – Она и есть жирная. Без обид.
– Я бы предпочла термин «пышная», но не бери в голову, – подала голос Салони.
– Как Рамеш узнал? – покачала головой Фарах. – В последний раз, когда он тебя видел, ты была…
– Сказочно прекрасной, – самодовольно вздохнула Салони.
– Ага, – кивнула Фарах. – Я хотела сказать «тощей», но не суть. Конечно, кто-нибудь мог ему насплетничать, что Салони растолстела, ой, распышнела, но у меня почему-то возникло нехорошее предчувствие…
– То есть ты пришла, чтобы нам помочь? – уточнила Гита.
Салони склонила голову набок:
– Зачем тебе это?
– Я просто хотела стать бонобо, ясно? – Фарах поерзала на