«Потому что если ты убьешь двадцать человек – прославишься, если убьешь одного – тебя повесят как душегубку и забудут», – вспомнились Гите слова Викрама, процитированные Фарах.
– Может, припугнем его полицей?
Карем вздохнул:
– Той самой полицией, которую он купил с потрохами?
– Там есть один неподкупный полицейский. ПСП Синха.
– Позвоним ему?
Гита была слишком напугана, чтобы поправлять Карема и объяснять ему, что ПСП Синха – женщина.
– Нет! – выпалила она. – Синха не поверит ни единому моему слову. Но Бада-Бхай об этом не знает.
Продавец
– Черт, – выдохнула Гита почти с благоговейным трепетом, отставив тарелку с закусками, которая все это время была у нее в руках.
– Что случилось?
– Черт, черт…
–
– Мне надо идти, я… забыла покормить Бандита. Бедняжка! Я скоро вернусь.
– Я могу пойти с тобой. Если за тобой охотится Бада-Бхай, лучше тебе не бродить тут одной по ночам.
– Нет, Рамеш меня потом проводит, – солгала Гита.
На самом деле Карем очень пригодился бы ей сейчас, в ситуации, по поводу которой она так феерически ошибалась с самого начала, но он и так уже много сделал для нее, и Гита не хотела отплатить ему за добро, втянув в опасную историю.
– Не беспокойся. Увидимся позже, хорошо? Спасибо тебе за всё.
Она помчалась домой, устроив спринтерский забег – вернее, попыталась. Ее праздничное сари было из плотного шелка, в отличие от повседневных, хлопчатобумажных, и путалось в ногах, пока она не поддернула юбку.
И почему она сразу не догадалась, учитывая тонны лжи, которые вываливал на нее Рамеш? Он узнавал ее по шагам, отличал алкоголь по запаху, умудрился не спалить
– Черт-черт! – бормотала Гита на бегу. Она поравнялась с семейством, которое вышло на улицу жечь бенгальские огни. –
Она обогнала пару беспечных коров. Позади затрещали бенгальские огни. Многие жители деревни были на вечеринке у Салони, но некоторые принимали гостей у себя или предпочитали праздновать в кругу семьи. Сейчас, после ужина, все вышли во дворы или в поле запускать петарды и фейерверки, оставшиеся со вчерашней ночи. Пучок Гиты растрепался, шпилька вывалилась, коса повисла в украшенной блестками сетке. Порошковый дезодорант под мышками размок, и там покалывало от пота. Зимнюю прохладу она уже не ощущала, во рту пересохло, голова кружилась. На вечеринке у Салони она была так занята тем, чтобы помаячить перед носом у всех гостей и каждому заглянуть в глаза, что не успела поесть. Наконец впереди показался ее дом – внутри горела лампочка. Гита взлетела на две ступеньки крыльца и ворвалась в незапертую дверь с воплем:
– Он не слепой!
– Угу, – промычала Салони через кляп, которым ей заткнули рот. – Я фроде как уфе фогадалась.
29
В