– Я поговорю со свекром, – сказала Салони. – Думаю, у нас достаточно оснований выгнать Рамеша. Может, даже удастся получить официальный документ, подтверждающий, что он тебе больше не муж и у него нет права…
– Я хочу его убить, – перебила Гита с той неуклюжей откровенностью, с какой люди спрашивают, где туалет.
– Понятное дело.
– Нет. Я убью его по-настоящему.
– Ох… – Фарах закашлялась. – По-моему, это как-то слишком…
Салони остановилась перед сидевшей на кровати Гитой и наклонилась, уперев руки в коленки, чтобы заглянуть ей в лицо.
– Окей, – помолчав, кивнула она.
Фарах вскочила на ноги:
– Эй, минуточку!
– Она помогла тебе снять кольцо из носа, – напомнила Салони. – Настало время платить услугой за услугу.
– Самир был алкашом и насильником, Даршан тоже, – быстро и сердито заговорила Фарах. – Рамеш – подлец, согласна, но это же не повод его убивать. Нельзя угрохать всех людей, которые нам просто не нравятся. Мы не на Indian Idol[152]!
– Повод тут может быть только один: Рамеш будет разрушать ее жизнь, пока мы не покончим с его жизнью. Что не так?
– А то! – разволновалась Фарах. – То, что в таких вопросах должны быть четкие правила. – Она подняла одну ладонь горизонтально на уровень своего лба, вторую – на уровень подбородка. – Бухой растлитель детей бьет бухого воришку со всех козырей!
– То есть ты предлагаешь нам подождать, когда Рамеш начнет растлевать детей?
–
– Разве не ты говорила, что мужчины не должны всё решать за нас? – обратилась Гита к Фарах. – Не ты говорила, что у нас тоже есть право принимать решения?
– Мы будем действовать осторожно. – Салони снова принялась мерить шагами комнату. – Рамеш – слепой пьяница, с ним может случиться что угодно в любую минуту. К примеру, он просто «упадет» с водокачки.
Фарах обхватила голову руками.
– Аллах! – пробормотала она. – Вот так всегда и бывает: убийцы борзеют, тут-то их и берут тепленькими.
Салони резко обернулась к ней, радостно заулыбавшись:
– Ты что, тоже смотришь «Си-Ай-Ди»?
– Я фанатка.
– А серию «Про́клятое поместье» смотрела?
– О, она шикарная! Мне понравилось, как он сказал: «Может, постучим?..»
– «Ломай дверь!» – рявкнула Салони, и они с Фарах хором расхохотались. – Ну так что, ты в деле?
– Нет! – сквозь смех проговорила Фарах. – У меня заказ на семь десятков платьев, нет времени убивать еще одного мужика. Но если хотите мой совет – вам бы подождать до конца Дивали. За это время немного поостынете и, может, произведете некоторую…
– Я не изменю решение, – сказала Гита в загривок пса.
Салони откашлялась:
– По-моему, и правда стоит все отложить до конца Дивали. Я и так уже с ума схожу от подготовки к вечеринке.
– О-о-о, – оживилась Фарах, – а ты сделаешь опять те маленькие фигульки с капельками
Салони кивнула:
– Да, это называется
–
– Непременно. Если ты нам поможешь.
– Ни за что.
Салони вздохнула:
– Ладно, попробовать стоило. Гита, ты как там, в порядке?
– Я буду в порядке, когда он сдохнет.
– Тебе нужно продержаться всего несколько дней. Притворись, что у вас с Рамешем все по-прежнему. А потом мы что-нибудь придумаем. Главное, чтобы он пока ничего не заподозрил. Ну что, справишься?
– Не знаю. – Гита вытерла обеими руками лицо и зарычала, почувствовав под ладонью сережку в носу. Она вскочила, подошла к зеркалу и принялась снимать застежку внутри, отчего ноздря оттопырилась. – Я и забыла, как ненавижу эту штуку. – Вытащив наконец кольцо, она чихнула два раза подряд и сказала ждавшим ответа женщинам: – Я справлюсь.
27
Зима вступила в свои права; люди в деревне, охваченные лихорадкой праздничных приготовлений, этого почти не заметили, а вот животные очень даже почувствовали на своей шкуре. Ноябрьские дни по-прежнему были теплыми, зато по ночам температура теперь падала, как в пустыне. Чабаны-кочевники пришли из Раджастана, как делали каждую зиму, пригнали отары овец и коз и сторговались с панчаятом по поводу условий нового годового договора на аренду пастбищ у окраин деревни.