– Да ладно уж, – сказала Рут. – Даже я вижу тут безумие. И дело не только в деньгах, но и в выборе трех человек, которых она даже не знала, исполнителями ее последней воли. Почему не одного из нас?
Арман посмотрел на Габри, Оливье, Рут и Клару.
Они знали эту женщину. И не знали ее.
Они знали баронессу. Не Берту Баумгартнер.
Уж не поэтому ли?
У него с Мирной нет никаких предвзятостей. Они видели ее как женщину, а не как уборщицу. И уж конечно, не как баронессу.
Но почему это имеет какое-то значение?
Может быть, все дело в профессиональном подходе. Он – полицейский, следователь. Мирна – психолог. Она умеет заглядывать в голову людям. Они оба умеют это делать. Но опять же почему это имеет какое-то значение для выполнения завещания мадам Баумгартнер?
И как она вообще узнала про них, если они о ней не знали?
А как насчет?.. Арман посмотрел на Бенедикта. Его-то с какой стати назначила она душеприказчиком?
– Кто были свидетели? – спросил он, снова подаваясь вперед.
– Соседи, – сказал Люсьен. – Хотя с содержанием завещания их не знакомили.
Арман посмотрел на часы. Стрелка приближалась к половине девятого утра. Электричества пока так и не дали. Но «Гидроквебек» нередко вспоминал о Трех Соснах в последнюю очередь.
– Ты должен ехать? – спросила Рейн-Мари, вспомнив их разговор накануне вечером.
– Боюсь, что да.
– А что с нами? – спросил Люсьен.
– Я отвезу вас на ферму. Мы вместе откопаем ваши машины.
– Необходимо оповестить наследников, – сказал Люсьен. – Я постараюсь организовать что-нибудь сегодня на вечер. Смысла ждать не имеет.
– Меня устраивает, – сказал Бенедикт.
Арман кивнул:
– Дайте мне знать где и когда.
«Моей неизбывной вины наследство», – подумал он, направляясь к машине; его ботинки поскрипывали на утоптанном снегу.
Не это ли хранит в себе старый дом? Вину и грехи, присутствующие там с самого рождения?
Глава десятая
– Входите, входите, – сказала соседка. – Не стойте на холоде.
Она была молода – лет тридцати пяти, по прикидке Гамаша. Лишь чуточку старше, чем его собственная дочь Анни. И ей, вероятно, не следовало впускать в дом абсолютно незнакомых людей.
Но по тому, как она смотрела на него, открыв дверь, Гамаш подозревал, что не был таким уж абсолютным незнакомцем. И это подтвердилось минуту спустя, когда он снял перчатки, протянул ей руку и они вошли в тесную прихожую.
– D'esol'e[20], – сказал он. – Извините, что побеспокоили вас, особенно в такой день. Меня зовут Арман Гамаш. Я живу в Трех Соснах – это недалеко тут по дороге.
– Я знаю, кто вы. Меня зовут Патрисия Уль.
Она пожала его руку, потом посмотрела на Мирну:
– И вас я тоже знаю. У вас книжный магазин.
– Верно. Вы у меня были несколько раз. Научно-популярная литература. Книги по садоводству. Но еще и биографии.
– Да, это я.
Люсьен представился, потом взглянул на Бенедикта.
– Бенедикт Пулио, – сказал тот. – Строитель.
– Входите, погрейтесь.
Они последовали за ней в сердце дома – кухню, где испускала тепло большая печка.
В мадам Уль, как и в ее доме, не было ничего показного. Она, судя по всему, не испытывала ни малейшей потребности произвести впечатление, а потому и производила впечатление. Как и ее прочный, простой дом.
– У меня чайник готов. Хотите по чашечке?
– Я – нет, спасибо, – сказала Мирна.
Другие тоже отказались.
– Мы не отнимем у вас много времени, – сказал Арман. – У нас всего два-три вопроса.
– Слушаю, – сказала Патрисия.
– Вы знали женщину, которая жила с вами по соседству? – спросила Мирна.
– Баронессу? Да, конечно, хотя и шапочно. А что?
Она отметила, что ее неожиданные гости переглянулись, но не могла знать важности того, что только что сказала. Патрисия Уль только что подтвердила правоту Рут. Берта Баумгартнер была баронессой.
– Нет, ничего, – сказала Мирна. – Продолжайте.
– Это потому, что я назвала ее баронессой? – спросила Патрисия, переводя взгляд с одного гостя на другого. – Это у нас было такое прозвище для нее. Поверьте мне, сами бы мы никогда такое не выбрали. Она сама так себя называла.
– А давно вы ее знаете? – спросил Люсьен.
– Несколько лет. Что-то случилось? – Она посмотрела на Армана. – Вы здесь не в официальном качестве?
– Не в том смысле официальном, в каком вы подумали, – сказал он. – Мы ее душеприказчики.
– Она умерла?
– Да. Перед Рождеством, – сказал Люсьен.
– А я и не знала, – сказала Патрисия. – Мне известно, что она несколько лет как переехала в дом престарелых, но и не подозревала, что она ушла. Жаль. Я бы пришла на похороны.
– И вы были свидетелем подписания завещания? – спросил Арман. Когда она кивнула, он продолжил: – Она вам показалась человеком в своем уме и здравой памяти?
– О да, – сказала Патрисия. – Абсолютно в своем уме. Притом что она была немного странной. Она настаивала, чтобы ее называли баронессой, но у нас всех есть свои странности.
– Могу поспорить, что догадываюсь о вашей, – сказала Мирна.
– Наверняка, – ответила Патрисия.
– Вам нравятся ядовитые растения. Вероятно, у вас есть для них особая клумба.
– Верно, – рассмеялась Патрисия.
– Как вы узнали? – спросил Бенедикт.