Королевский убийца [издание 2010 г.]

Чейд смотрел мимо меня в огонь. Вопрос, повисший между нами, был почти осязаем. Почему король Шрюд выдал принцу Регалу, что я был обученным убийцей? Почему он поставил меня в положение, когда я должен был докладывать и принимать приказы от человека, который хотел бы видеть меня мертвым? Может быть, он продал меня Регалу, чтобы отвлечь его от других планов? Если я был жертвенной пешкой, то остаюсь ли и теперь отвлекающей наживкой для младшего принца? Я думаю, что даже Чейд не мог бы ответить на все эти вопросы, а задать их было бы чернейшим предательством того, в чем мы оба поклялись. Быть людьми короля. Мы оба давно отдали наш разум в собственность Шрюду для защиты королевской семьи. Не наше дело спрашивать, как он хочет использовать нас. Этот путь вел к измене.

Так что Чейд взял графин с вином и налил мне стакан. Некоторое время мы обсуждали вещи, которые не имели значения ни для кого, кроме нас, и были тем более драгоценными. Я расспрашивал о ласке Проныре, а Чейд выразил сочувствие по поводу смерти Востроноса. Он задал один или два вопроса, по которым я понял, что мой наставник осведомлен обо всем, что я докладывал Верити, и, кроме того, знает массу конюшенных сплетен. Он рассказал мне о слухах и пересудах между слугами замка и обо всех важных событиях, произошедших в мое отсутствие. Но когда я спросил Чейда, что он думает о Кетриккен, нашей будущей королеве, лицо его стало серьезным.

— Перед ней трудная дорога. Она прибыла в замок, чтобы быть королевой, и она является и в то же время не является ею. Она приехала в тяжелые времена, когда королевству извне угрожают пираты, а изнутри назревает бунт. Кетриккен и не подозревала, что окажется при дворе, который не отвечает ее представлениям о королевской власти. Ей досаждают праздниками и балами, устраиваемыми в ее честь. Она привыкла жить среди своего народа, ухаживать за своими садами, работать на ткацком станке и в кузнице, разрешать споры и жертвовать собой, чтобы облегчить жизнь своим людям. Здесь она видит, что ее общество состоит исключительно из знатных, привилегированных, богатых. Кетриккен не получает удовольствия от вина и экзотической пищи, демонстрации дорогих тканей и драгоценностей — всего, что является целью этих сборищ. И поэтому она «не смотрится». Она по-своему красивая женщина. Но она слишком крупная, слишком светлая и слишком мускулистая по сравнению с женщинами Оленьего замка. Она как боевая лошадь, поставленная в один ряд с охотничьими. Справится ли она с этим? У Кетриккен прекрасное сердце, но я не знаю, будет ли этого достаточно для такой задачи, мальчик. По правде говоря, я жалею ее. Ты знаешь, она приехала одна. Те немногие, кто сопровождал ее, давно вернулись в горы. Она здесь одна, совсем одна. Не считая тех, кто ищет ее расположения.

— А Верити? — огорченно спросил я. — Он ничего не делает для того, чтобы скрасить это одиночество и обучить ее нашим обычаям?

— У Верити мало для этого времени, — откровенно сказал Чейд. — Он пытался объяснить это королю еще до того, как свадьба была устроена, но мы к нему не прислушались. Король Шрюд и я были ослеплены политическими выгодами, которые надеялись получить. Я забыл, что после свадьбы при дворе окажется живая женщина. Верити очень занят. Если бы они были просто мужчина и женщина и у них было бы время, я думаю, они в самом деле полюбили бы друг друга. Но здесь и сейчас им приходится прикладывать все свои усилия к тому, чтобы создавать видимость прекрасной пары. Скоро народ потребует наследника. У Верити и Кетриккен нет времени узнать друг друга, не говоря уже о любви. — По-видимому, он заметил тень боли на моем лице, потому что добавил: — Так всегда было в королевских семьях, мальчик. Чивэл и Пейшенс были исключением. И они купили свое счастье ценой отказа от трона. Это было неслыханно, чтобы будущий король женился по любви. Я уверен, ты множество раз слышал, какая это была глупость. И меня всегда интересовало, было ли это ему безразлично. Этот поступок дорого ему стоил, — тихо сказал Чейд, — я не думаю, что он сожалел о своем решении. Но он был будущий король. У тебя нет этой свободы.

Вот оно. Я подозревал, что он знает все, и бесполезно было надеяться на его молчание. Я почувствовал, как краска медленно заливает мое лицо.

— Молли.

Он кивнул.

— Одно дело, когда это было внизу, в городе, и ты был еще мальчиком. Тогда на это можно было не обращать внимания. Но теперь в тебе видят мужчину. Когда она пришла сюда, спрашивая о тебе, языки начали работать, а люди размышлять. Пейшенс очень быстро заглушила пересуды и взяла все в свои руки. Если бы право решать было предоставлено мне, я бы не стал оставлять эту женщину в замке, но Пейшенс достаточно хорошо справилась с ситуацией.