Королевский судья

— Я не хочу вас потерять! — вдруг громко воскликнула она. Ее руки сжались в кулаки. — Я поехала за вами в Англию не для того, чтобы безучастно смотреть, как вы бессмысленно жертвуете своей жизнью.

Иеремия удивленно посмотрел на нее:

— Что значит — вы поехали за мной в Англию?

Аморе не могла усидеть на месте. Она резко вскочила и начала ходить взад-вперед по комнате.

— Вы всегда были для меня больше, чем надежным другом, — призналась она. — Вы заменили мне семью, которой у меня никогда не было, стали отцом и одновременно старшим братом. Как мне не хватало вас, когда вы оставили меня у моих французских родственников! Для них я стала лишь обузой, девочкой без состояния, дочерью незаконнорожденной кузины, которую выдали за англичанина. Меня допустили ко французскому двору только потому, что я была красива и все надеялись, что, несмотря на скромное приданое, я смогу сделать хорошую партию. Снова увидев вас, я была вне себя от счастья. Но когда вы рассказали мне, что едете в Англию миссионером, я прокляла ваше легкомыслие. Вы ехали в страну, где вас могли казнить из-за одного вашего сана. Я испугалась за вас. И когда королева-мать Генриетта Мария отправлялась с очередным визитом в Англию, я попросила у короля Людовика позволения сопровождать ее. Я хотела быть ближе к вам, не терять вас из виду. А теперь вы подвергаетесь опасности, от которой я не могу вас защитить.

Иеремия молча выслушал ее страстный монолог. Конечно, он знал, что она питает к нему искренние дружеские чувства, но за ее несколько деспотичным вниманием не мог предположить такой глубокой привязанности. Признание Аморе тронуло его, так как он сам был не очень тесно связан со своей семьей. Он рано покинул отчий дом — сначала служил в армии полевым хирургом, затем изучал на континенте медицину и, наконец, занялся миссионерством. Хотя Иеремия ценил свою независимость, ему было отрадно чувствовать, что он любим, особенно сейчас, когда ему казалось, что он потерпел крах.

— Поймите же теперь, почему я не могу оставить вас здесь, патер! — умоляла Аморе. — Я поклялась охранять вас.

— Да, понимаю. И меньше всего на свете хочу причинить вам боль. Но и вы должны понять меня. Я поклялся заботиться о бедных и должен остаться.

Лицо Аморе исказилось. Отчаянно она искала аргументы, которые могли бы переубедить его, и, так ничего и не придумав, воспользовалась последним остававшимся ей средством.

— Так вы твердо решились остаться в городе?

— Да.

— Тогда я тоже остаюсь!

Иеремия почувствовал, как от лица у него отхлынула кровь.

— Вы не можете так поступить, мадам. Это слишком опасно.

— Меньше, чем ваши визиты к чумным.

— Мадам, вы должны быть рядом с королем. Только с ним вы будете в безопасности. Прошу вас, послушайтесь меня!

Глаза Аморе засверкали. Она ответила тихо, но голос ее дрожал:

— Я знаю точно — если сейчас уеду, то никогда больше вас не увижу!

Слова застряли у Иеремии в горле. Он не мог ее больше обманывать, да и не хотел. Говорить дальше было бесполезно. Он слишком хорошо знал ее упорство, чтобы продолжать этот разговор. Возражения только подстегнут ее упрямство.

— Прощайте, миледи, — сказал он и вышел.

Остаток дня Иеремии было трудно сосредоточиться на работе. Он ревизовал свои запасы лекарственных растений и выяснил, что у него почти все кончилось. Так что на следующее утро первым делом он отправился к аптекарю. К его огорчению, мастер Блаундель сообщил, что из-за чумы запасы лекарств во всем Лондоне весьма скудны. Всего три дня назад большой заказ сделал советник сэр Генри Краудер.

— По распоряжению лорд-мэра и городского совета советники и магистраты не имеют права покидать Лондон. Поэтому сэр Генри решил запастись основательно, моя жена даже ходила вместе с подмастерьем относить лекарства, — рассказывал мастер Блаундель. Мне очень жаль, доктор, но у меня нет ни крошки коры китайского дерева. И не знаю, когда будет.

— А кора ивы? — мрачно спросил Иеремия.

— Могу дать вам две унции, но это все.

Иеремия упаковал ценное лекарство и положил деньги в миску с уксусом, для этих целей стоявшую на прилавке. Сам он не верил в возможность заразиться через монеты, потому что металл не имеет пор, в которых гнездится чума, но торговцы принимали все возможные меры предосторожности, опасаясь заразы. Даже письма перед вскрытием обрабатывали уксусным паром или несколько дней проветривали на бельевой веревке.