Как полагалось, Бреандан поднял руку, когда выкрикнули его имя. Писец зачитал обвинение, но у Алена, наблюдавшего за лицом ирландца, сложилось ощущение, что тот даже не слушает.
— «…ты, не имея страха Божия, по наущению дьявола, пятнадцатого числа мая в семнадцатый год правления нашего суверена Карла Второго, милостью Божией короля Англии, Шотландии, Франции и Ирландии, защитника веры, примерно в половине шестого утра указанного дня в приходе Сент-Мартин-ин-де-Филдс графства Мидлсекс напал в этом месте и в этот час с преступным намерением на сэра Джона Дина, рыцаря, вопреки миру Божиему и нашего суверена и короля, по свободной воле и со злостным умыслом; что ты, выше поименованный Бреандан Макмагон, стащил упомянутого сэра Джона Дина с лошади, избил во дворе, а затем пронзил упомянутого сэра Джона Дина шпагой сэра Джона Дина стоимостью пятнадцать шиллингов, в результате чего упомянутый сэр Джон Дин вышеуказанным образом в этом месте и в этот час немедленно скончался». Что скажешь, Бреандан Макмагон, виновен ли ты в этом ужасном преступлении, в убийстве, как указано в обвинении, или невиновен?
— Невиновен, — отвечал Бреандан, но так тихо, что писец был вынужден переспросить его и второй, и третий раз.
Юридический ритуал шел своим чередом, и от обвиняемого потребовали признать авторитет суда.
— Обвиняемый, как должно тебя судить?
Все ждали формального, предписанного обычаем ответа, но время шло, а ответа не было. Писец напряг слух, думая, что обвиняемый ответил еще тише и он просто недослышал.
Зрители забеспокоились, зашептались, все спрашивали друг у друга, ответил обвиняемый или промолчал. Гул становился все громче, наконец Трелоней потерял терпение и ударил кулаком по столу:
— Секретарь, позаботьтесь о том, чтобы наступила тишина!
Так как всем не терпелось узнать, что будет дальше, шум тут же затих.
Сэр Орландо обратился к ирландцу, который стоял и смотрел в пол, как будто все это его не касалось:
— Обвиняемый, отвечайте громко и разборчиво на вопрос, заданный вам писцом.
Последний еще раз повторил вопрос:
— Как должно тебя судить?
И снова напрасно он ждал ответа. Обвиняемый не проронил ли слова. Сэру Орландо стало не по себе.
Сидевший слева от него судья палаты прошений Тирелл заметил:
— Может быть, он не умеет говорить или глухой и не понимает писца.
— Тогда присяжные должны решить, страдает ли обвиняемый подобным недугом, — добавил рикордер — один из городских судей Лондона.
Лорд-мэр заметил, что присяжные еще не давали присяги и, может быть, стоит привлечь для этого Большое жюри.
Сэр Орландо не слушал своих братьев и советников. Его взгляд не отрывался от молодого человека, неподвижно стоявшего у барьера с таким видом, как будто все происходящее не имеет к нему отношения. Он надеялся, что все это очередная демонстрация его капризной ирландской гордости, с которой он познакомился уже во время первого дела. С этим упрямцем судьям будет нелегко. Не обращая внимания на дебаты коллег, сэр Орландо обратился к Бреандану:
— Обвиняемый, вы слышали вопрос судебного писца?
Ирландец поднял голову и посмотрел ему прямо в глаза, как будто они были одни.
— Да, — без выражения ответил он.
— Вы поняли его смысл?
— Да.
— Тогда вам известен единственно возможный ответ на вопрос, предусмотренный законом?
— Да.
— Вы даете этот ответ?
— Нет.
Трелоней в растерянности замер. В глазах ирландца вдруг блеснул вызов, и это ему не понравилось. Что задумал несчастный строптивец? Нередко в этом месте процесс на какое-то время тормозило упрямство обвиняемых. Как правило, так вели себя диссентеры, особенно квакеры, вообще питавшие отвращение к клятвам и формулам и, выражая свое неприятие, постоянно пытавшиеся вовлечь судей в обсуждение каверзных юридических вопросов. Таких бунтарей всегда было нелегко образумить. Иногда, если они продолжали упорствовать, приходилось отправлять их в карцер. Но подобные упрямцы чаще всего обвинялись в незначительных проступках. А в случае особо тяжких преступлений, как сейчас, отказ обвиняемого сотрудничать с судом мог привести к тяжелым последствиям.
Трелоней снова терпеливо обратился к ирландцу:
— Если вы не произнесете требуемых слов, вы потеряете право на процесс и тем самым возможность оправдаться.
Бреандан молчал. Подключился судья Тирелл:
— Обвиняемый, вы должны сказать, что покоряетесь вашему Богу и вашей стране, иначе вас не смогут судить.
Сэр Орландо встретился глазами с ирландцем, взгляд которого вдруг стал каким угодно, только не безжизненным. В нем горел дерзкий вызов.