Королевский краб

Она ничего на это не ответила, печально улыбнулась то ли мне, то ли этому красивому символу удачи — королевскому крабу, протянула руку к полке и осторожно вытащила томик Тютчева, раскрыла его и прочитала: «О, как убийственно мы любим, как в буйной слепоте страстей мы то всего вернее губим, что сердцу нашему милей! Давно ль, гордясь своей победой, ты говорил: она моя… Год не прошел — спроси и сведай, что уцелело от нея. Куда ланит девались розы, улыбка уст и блеск очей? Все опалили, выжгли слезы горючей влагою своей».

Тут зашуршала занавеска по левую руку от меня — на второй кровати сто пятой каюты плавзавода «Никитин» я увидел одетую и даже причесанную Надю. Как видно, она давно проснулась и в своем уголке тихо, как мышка, слушала наш разговор и привела себя в порядок. И, главное, что мне бросилось в глаза, это чудная, странного покроя куртка на ней. И сшита она была из странного, как бы лягушачьего материала, пятнисто-блескучего, гофрированного, с множеством кармашков и подобием газырей на груди. На Дальнем Востоке развита прибрежная торговля с Японией. И я уже насмотрелся на множество различных вещей японского производства. Они броские, красивые, элегантные и бывают такого цвета, что, как говорится, я тебе дам! Но Надина куртка превосходила всякую фантазию.

Надя встала с кровати, прошла по крохотной каюте, как настоящая манекенщица, спросила меня:

— Нравится, Вадим Сергеевич?

Я отвечал невнятно, что-то в таком духе: а черт ее разберет и где ты ее откопала?

— Тетя Аня подарила. Несерийное производство, сделана по спецзаказу. И знаете, что это такое?

— Джемпер, куртка, свитер, а-ля бешмет… в общем, одежда для сверхмодниц.

Надя засмеялась.

— Вот и не угадали. Это несерийный спасательный жилет. Люкс! В газырях баллончики со сжатым газом. Их можно открыть заранее, и жилет раздуется. Срабатывают они и автоматически, когда упадешь за борт, ровно через тридцать секунд. А эти бляшки при смачивании соленой водой начинают светиться, мигать. В боковых кармашках лежат свисток, химическая сирена и другая разная всячина. Стоит этот жилет больше двухсот долларов, сумасшедшие деньги!

Я от всей души рассмеялся. Какой контраст! Я только что сгорал от страсти, слушал проникновенные стихи Тютчева и затем без всякого перехода увидел чудо-жилет, узнал об истинном его назначении и далее его цену. Я не знаю, что было бы дальше, как по динамику раздалась команда с мостика:

— Приемщику крабов быть на палубе! К борту через пять минут подойдет «азик» с уловом.

19

Я принял у Сабировича отличный строп — более двух тысяч отборных крабов, велел поставить его около конвейера, пометив железной биркой. На бирке написал мелом время и номер мотобота для того, чтобы потом знать, какие стропа первыми отправлять на переработку.

После «азика» мотоботы стали подходить часто, порою по два или три одновременно. Часам к девяти подошла целая флотилия — семь или восемь — колхозных траулеров. С мостика мне велели принять крабов. Я выругался про себя, но делать было нечего, надо выполнять приказ. Пришла моя верная помощница, и, к нашему удивлению, мы быстро, без сутолоки и обычных споров, приняли уловы колхозников. Колхозные старшины тотчас соглашались с моей оценкой, даже в одном стыдном для меня случае — я второпях неправильно подсчитал ряды, ошибся почти на пятьсот крабов в свою пользу и выяснил это лишь после того, как написал и оформил «Буйному» соответствующий документ. «Буйный», тарахтя стареньким мотором, отвалил от плавзавода, а Димка поднял строп, чтобы переложить его на конвейер, и тут я случайно глянул на динамометр и увидел, что ошибся на целую тонну. С бьющимся от волнения сердцем я выхватил у пробегавшего мимо Коляды мегафон и заорал в него так, что мой голос слышали, наверное, и на берегу Камчатки сборщики наплавов:

— «Буйный», вернитесь, немедленно вернитесь!

— В чем дело, Сергеич? — загалдели вокруг люди. Я объяснил и снова прокричал в мегафон, чтобы «Буйный» вернулся, но колхозники на траулере лишь помахали мне шапками, прибавили скорость и быстро исчезли за горизонтом. Они явно торопились. Тогда я пожал плечами, велел Марии Филипповне поставить истинное число принятых крабов на копии квитанции, думая так: мне еще придется принимать у «Буйного» улов, и тогда я исправлю свою ошибку. Через пять минут я забыл об этом неприятном инциденте, работы было по горло…

Лишь часам к одиннадцати наступила передышка, и я с удовлетворением оглядел десятки стропов, которые выстроились от лебедки почти до самой бухгалтерии. Добрая половина огромной палубы была занята ими. И все они были помечены железными бирками. Теперь можно и отдохнуть. Я пошел к правой крабоварке, к моему другу Максимкину, и присел около него. Старик, как всегда, что-то напевал, разговаривал сам с собою.

— Как дела? — спросил я.

— Варю эту морскую чуду и думаю, что скоро переменится погода. Кости ноют так, как будто к шторму!

— Так они у вас всегда ноют. Какому быть шторму, если вокруг благодать: тихо, тепло, а на небе — ни облачка!