Королевский гамбит

Соколов видел, как по обрывистому склону оврага карабкаются вверх гестаповцы, как, трусливо размахивая пистолетом, пробирается через кусты начальник караула.

Левченко лихорадило. Он трясся, как осиновый лист. Сходство это подчеркивалось еще и зеленью его лица, покрытого холодной испариной. Он был загипнотизирован своей жертвой — Штиммом. Ему казалось, что вперив в него с мишени остекленевший взгляд, тот шепчет бескровными губами: “Этого не простят”. “Расстреляют, — тоскливо решил Левченко, — или повесят”.

Оберст с завидным для его тучной комплекции проворством взбежал по склону, нырнул в “хорьх”, с лязгом захлопнул дверцу и укатил. Крафту пришлось довольствоваться “черной Бертой”.

В полдень звено пикирующих бомбардировщиков с крестами на крыльях дважды отбомбило лесной овраг со щитами.

Мюллер решил сам вести расследование и следствие по делу о стрельбище 47/21. Гестаповцы хватали всех, кто подавал маломальский повод для подозрений.

— Вот причина террора, — закончил Соколов. — И надо полагать, что берлинский оберст не успокоится, не отступится. Он не уедет обратно, пока не найдет виновников. Если же не найдет, то сделает. В слепой ярости Мюллер может нанести огромный вред и подпольщикам, и партизанам, и гражданскому населению…

— Надо бы его… — Демьян ногтем большого пальца сделал выразительный жест.

— Вряд ли. Это не прекратит репрессий. Но гитлеровцам стоит показать, что никакие зверства не устрашат патриотов. Вы разыскали резиденцию оберста?

Демьян ответил утвердительно.

— А что если захватить его, — предложил он, — и отправить к Лузину?

— Нужно ли? — возразил Соколов. — Легче организовать любую диверсию, легче взять штурмом полицейское управление, чем выполнить задачу в логове абверовцев. Мы мечтаем о действиях активных, эффективных, но пока вынуждены сдерживать себя. Диверсия на стрельбище чуть не опрокинула все наши замыслы. Могу сообщить, Мюллер требовал расстрела очевидцев.

— То есть?

— Меня бы тоже не пощадили. И, конечно, возможность уйти из-под расстрела здесь исключается. Как видите, мы допустили просчет. Я согласен. Мы должны активно действовать, но так, чтобы в любом случае была возможность направить гитлеровцев по ложному следу. И оберста убрать надо. Кроме того, нужно сталкивать лбами гестаповцев с полицией, с эсэсовцами, с националистами.

— Здорово! — вырвалось у Демьяна. — Есть подходящий план! Разрешите коротенько! Думается мне, что Мюллер в Берлин не вернется.

Почти такой же разговор происходил в кабинете гауптмана. Только там был не совет, там фон Штауберг отдавал приказ Крафту.

Гауптман понуро сидел в кресле, а оберст неслышно расхаживал по гостиной и говорил с холодным блеском в глазах:

— Ты знаешь, Курт, что Мюллер требует немедленной ликвидации всех очевидцев трагедии на стрельбище? Мне удалось, по крайней мере, получить отсрочку. Я не могу предсказать, как обернется дело после встречи Мюллера с Канарисом.

— Мой шеф!..

— Слушай, Курт! — Штауберг остановился, забарабанил по столу волосатыми в перстнях пальцами. — Я не могу сделать то, что по долгу службы и по положению обязан выполнить ты.

Крафт вскочил.

— Сиди! — голос оберста был властен и суров. — Надо позаботиться, чтобы Мюллер никогда не рассказал адмиралу о спектакле с ложным выбросом, не рассказал детали провалившейся затеи со стрельбищем. Для этого потребуется твоя храбрость и острый кинжал, желательно иностранного производства.

— Я понял вас!

— Отлично, Курт! Сегодня у Мюллера прием. Ты будешь приглашен. Постарайся раздобыть кинжал без свидетелей. И вообще пусть об этом знают двое — ты и я.

…Ровно в двадцать два по берлинскому времени, проводив гостей, оберст вышел принять перед сном водную процедуру. Где бы ни был Мюллер, куда бы ни забрасывала его судьба, он свято соблюдал строжайший режим. И под знойным небом Африки и среди фиордов Норвегии можно было в разные времена года видеть тучную фигуру в ледяной до боли или теплой, словно парное молоко, воде. И в эту ночь Мюллер поднялся на купальную горку, чтобы окунуться в прохладное озеро. Как всегда, он лег на живот и заскользил по линолеуму вниз. Адъютант пробовал ногой воду и досадовал на шефа: “Какая закалка, лишь бы тебе угодить”. Наконец он решительно бросился вперед, поднимая тучу брызг.

А Мюллер тем временем уже вышел на берег. Из полумрака выступила полураздетая фигура. Осторожно приблизилась к нему сзади. В лунном свете блеснул нож. Адъютант, барахтаясь на мели (он не умел плавать), следил за маячившей на озерной глади головой человека — Мюллера. Но оберст почему-то изменил привычке: он уплывал все дальше. Слева появилась еще одна голова. Второй пловец плыл “брассом” быстро и легко. Мюллер так никогда не плавал. Адъютант забеспокоился, выскочил из воды и неожиданно увидел шефа.

Тот лежал возле вышки, уткнувшись лицом в песок. Из его спины торчал кинжал с костяной рукояткой.

Весь особняк был поднят на ноги. Из Риги спешно вернулись фон Штауберг и старшие офицеры разведывательной службы.