Королевский гамбит

Петухов с нарастающим ужасом ощутил проснувшуюся головную боль.

Петухов был уже опытным в таких делах и потому никуда не побежал, а просто заказал по телефону на дом пиццу, дюжину пива и большую бутылку «Смирновской». Бутылку водки Кола выжрал в два глотка (или — выжрала? — пол у существа отсутствовал как данность), пиццу тоже зажевал, потом откочевал в район дивана, запустил по видаку «Резню бензопилой в Техасе», напугал до икоты соседей и остаток дня гонял несчастного Петухова то за выпивкой, то за сигаретами, то ещё за чем-нибудь, замусорил всю квартиру и чуть не устроил пожар. К концу дня Петухов еле стоял на ногах и совершенно отчаялся. В душе его поселилась растерянность, помаленьку переросшая в мрачную решимость.

Тоник по сравнению с этой пьяной зверюгой был просто ангельским младенцем. На второго Тоника Петухов, может, ещё и был согласен, но терпеть вот ЭТО… Увольте.

Убить Колу было нельзя, это он знал наверняка — Тоник в прошлый раз очень внятно объяснил ему законы. И когда пупырчатая тварь, нажравшись и упившись, захрапела на диване, он на цыпочках прокрался в кухню, отыскал там старую бутылку (ту самую, из-под джин-тоника), наложил на неё заклятие тотальной неразбиваемости, потом обустроил пространство внутри с максимальными удобствами, в два приёма протиснулся в узкое горлышко и заткнул входное отверстие пробкой.

Внутри было тихо и прохладно. Приятно пахло можжевельником. Сквозь коричневые стенки золотилось солнце поздней осени. Петухов потоптался, умащиваясь на прохладном дне, постелил прихваченный с собою тюфячок, улёгся, положил руки под голову и с облегчением заснул глубоким сном. Все заботы остались снаружи, здесь его никто не мог потревожить.

В конце концов, хороший джинн — выдержанный джинн.

У него было много времени, чтоб вызреть и собраться с силами.

Целая вечность.

7.10.2000 — 14.07.2001

Пермь

Четвёртый

Миркет не мог поступить иначе.

Трансформация началась неожиданно, резко и бесповоротно, — что поделать! — с каждым из нас это рано или поздно случается. Звезда жёлто-красного спектра, окружённая пылевым облаком, только она видела его уход. Кто может осудить Вселенную и кто знает, куда ведут её пути? И когда осела пыль, мы молча стояли вместе, глядя на расстилавшуюся перед нами Твердь.

— Кончено, — сказал Хэллор.

За свою жизнь мы повидали многое, побывали на разных мирах — больших и малых, совсем юных и готовящихся к смерти, и каждый был неповторим. Всесильные, как боги, мы встречали и себе подобных; я помню Одиноких Странников, печальные Пары и многочисленные Тройки, и мы не раз задумывались и спорили о том, что есть Космос, что есть Звёзды и что есть Мы. Мы были Четвёркой Близнецов, странствующих от звезды к звезде и нигде не находящих покоя. Мы неслись на крыльях солнечного ветра, пронзая туманности и газовые облака, мы наслаждались своим всесилием и пели Песнь Свободы, мечтая достичь пределов.

И Миркет ушёл первым.

Связанные неразрывными узами братства-по-рождению, мы остались здесь, на раскалённых камнях первобытной почвы и ровных склонах юных гор, попирая ногами остов нового мира, который был ещё недавно нашим братом.

И в вулканах, точно кровь, клокотала горячая лава, и толчками била из перерезанных вен, и застывала неровными глыбами. И резким казался свет, и непроглядными — тени. И мы, которым были ведомы бездонные глубины, содрогнулись перед этой пропастью, ведущей к Началу Начал, к тому моменту, когда тот, кто был до нас, взорвался в просторах безвременья звёздным пламенем.

И Хэллор, упав на колени, припал лицом к горячим камням, вдавил пальцами глаза и потоками слёз хлынул на сухую землю, и солёные воды поглотили две трети мира, и второй брат ушёл от нас.

— Кончено, — сказал Мартин, стоя в воде первого океана.

Мы плескались в солёных водах, нагретых солнцем и скованных льдом, и шли вперёд, и видели, как широким взмахом руки/крыла на голые плечи планеты легла шуба атмосферы и небо стало голубым. И мы сделали первый вдох, и закричали, обожжённые горячим мёртвым воздухом, и Мартин, воздев ладони к яркому солнцу, ушёл корнями в глубь земли, шагнул вперёд и покрыл зеленью бесплодные холмы и мёртвые глубины океана.

— Кончено, — сухими губами сказал я и понял, что теперь я один.

Из всех нас я был самым слабым и долго ещё скитался по тихо зеленеющей земле. Я не должен был делать следующего шага, но я не властен над собой, и предназначение Четвёрки билось в моём сердце. И рассыпаясь первыми спорами жизни, разбрызгиваясь каплями протоплазмы, я снова услыхал, как зовут меня мои братья, и тихо сказал в ответ им: «Вот и я….» И, проникая взором в будущее, я увидал мириады живых существ — первых бактерий и червей, медуз и трилобитов, первую рыбу и полёт птеродактиля в бездонно-синем небе.

— Нет… — выдохнул я и вскричал: — Нет!