Королевский гамбит

— А? — обернулся джинн. — О, не стоит суетиться. Это вам. Примите, так сказать, в подарок. В знак искренней благодарности. Салям алейкум. И прощайте.

— Э-э, постойте! — спохватился Петухов. — Вы не можете просто так уйти!

Однако джинн только махнул рукой, прощаясь с ним, обрисовал на стенке контуры двери и вышел сквозь образовавшийся проём. Жёлтая лапка Тоника на мгновение показалась из стены на фоне бледно-голубых обоев, махнула Петухову — и оба исчезли из виду. В воздухе возник и спланировал на пол иссиня-чёрный прямоугольник глянцевого картона с золотым обрезом. Петухов ошалело поднял его и уставился на арабскую вязь.

За окном стал накрапывать дождь. Через несколько минут он хлынул как из ведра. Над Нью-Йорком закружились тучи. Погода безнадёжно портилась. Петухов посмотрел на плащ, по-прежнему лежащий на кресле, на дорогую шляпу и только теперь вдруг осознал, что остался один.

Сказать, что после исчезновения Тоника всё в жизни Петухова пошло наперекосяк, — значит ничего не сказать. Всё его умение влиять на мир, на ход событий в нём, как видно, представляло собой свойство Тоника, но уж никак не Петухова. Он стремительно терял влияние на людей, ещё стремительней — имущество и деньги. Предприятия разорялись, банки лопались, тресты распадались, все вложения оказывались невыгодными. Мир крутился мимо Петухова, а если и входил с ним во взаимодействие, то лишь затем, чтоб зацепить каким-нибудь финансовым скандалом или прочим катаклизмом. В денежных делах сам Петухов не смыслил ни хрена, а управляющих нанять додумался, только когда было уже слишком поздно. В считаные месяцы он растерял девяносто девять процентов собственности, средств и друзей и в итоге оказался у разбитого корыта. Он перебрался обратно в родной город и некоторое время перебивался, спекулируя недвижимостью, пока законники и свежее поколение «братков», уже довольно слабо помнящих о злоключениях своих покойных сотоварищей, не прижали его окончательно, обложив налогами и запустив громадный «счётчик».

Было поздно что-либо предпринимать. Тоник, этот растреклятый глупый жёлтый потребитель, видно, составлял не только и не столько объект приложения сил, но в какой-то мере и сами эти силы. Кто был реагентом, кто катализатором, теперь уже выяснить было нельзя. Петухов и сам теперь, конечно, мог проделать кое-что (три года в роли исполнителя желаний не прошли для него даром), но всё это по большей части было несерьёзно и проблем не решало. После бессчётного количества неудачных попыток повлиять на мир Петухов понял, что сам свои желания он исполнять не может, разве что вполне традиционными и немагическими средствами, вроде покупки в магазине, а этого ему уже было явно недостаточно. Ему был нужен новый хозяин, но попытка отыскать его ни к чему не привела. Похоже, если не считать нескольких дотошных психиатров, в этом мире не было существ, которым был необходим нынешний Петухов, чтобы востребовать его умений и способностей, и даже Любочка Неверова (к этому времени — уже не Неверова, а чья-то жена и мать двоих детей) не проявила к нему былого интереса. Он был волшебник слабый и незрелый, если разобраться, никуда не годный, способный лишь присматривать на время за домашними зверушками. Одинокий, брошенный и загнанный, уставший от опасностей, невзгод и разочарований, он пришёл к необходимому решению и в один из осенних дней пошёл на площадь до ларька.

В окошке, к удивлению Петухова, обнаружился давешний кавказец в кепке-«аэродром», с которого, собственно, всё и началось. Завидев Петухова, тот всплеснул руками.

— Вах, какие люди! Какие люди и бэз охраны! — воскликнул он, торча в окошке своим гнутым южным носом. — Вам как всэгда? Или чего-нибудь покрэпче?

Петухов слегка оторопел.

— Мне бы… э-э-э, — пошевелил он пальцами. — Чего-нибудь как в прошлый раз…

— Нэт проблем! Сдэлаем!

Петухов, как раньше, купил одну бутылку. Печать на крышке выглядела обнадёживающе. Он пришёл домой, совершил необходимые приготовления и откупорил на кухне вожделенный сосуд.

Грохота на сей раз не было, один лишь матовый белёсый дым, от которого у Петухова засвербело в носу и слёзы потекли ручьём. Когда он проморгался и прочихался, на столе перед ним сидело нечто ярко-красное, пупырчатое и абсолютно безволосое, напоминающее жабу. Вопреки ожиданию, никаких признаков стеснения странное существо не проявило.

— Э-э… — начал Петухов. — Вы — Тоник? Или… Джинн?

— Что? — хриплым басом закричало существо. — Тоник? Какой, к дьяволу, Тоник?! К дьяволу Тоника! Какая гадость! Пить джин-тоник — всё равно что пить одеколон! Я — Кола!

Петухов опешил:

— Что за…

Он поспешно сгрёб бутылку со стола, рассмотрел поближе этикетку и с ужасом понял, что похожесть надписи в очередной раз сбила его с толку.

Этикетка гласила: «Ром и Кола».

Ром, как видно, уже ушёл.

Голова у Петухова закружилась.

— А где же… — начал было он, но существо не дало ему договорить.

— Чего расселся? — хамски раскомандовалась «жаба». — Жрать давай! И чтобы выпивка была. Водки тащи! И пива! Ну? Живо! Одна нога здесь, другая — там!