Королевский долг

Папа родился 2 августа 1935 года, его отца звали Сесил Баррел, он работал кузнецом и подковывал пони и лошадей на шахтах в Бонз Мейн неподалеку от Честерфилда. Мой дедушка был последним кузнецом на северо-востоке Дербиширских угольных копей. Папу прозвали Нипом, потому что он был маленький, худенький и самый младший в семье. Папа почти ничего не боялся — кроме работы в шахте. Он был трудолюбив и, когда сюда пригнали локомотивы, стал машинистом угольных составов. Он обладал крепкой силой воли и цепким умом, был сторонником строгой дисциплины и зачесывал волосы набок с помощью бриллиантина «Брилкрим». Помню, как он отглаживал себе стрелки на брюках, — чтобы они были острыми как лезвие; Думаю, эта привычка сохранилась у него со времен службы в военно-воздушных силах. Он и меня научил профессионально гладить брюки — полагаю, это был мой первый урок как будущего лакея. Каждое утро, когда он выходил из дома в кепке и спецовке, мне казалось, что он уже не вернется. Но он возвращался — как раз вовремя, чтобы пожелать нам спокойной ночи, когда мы все трое забирались в нашу общую постель. Мама всегда шутила, что мы чаще видим семейного врача, чем собственного отца. Он много работал чтобы приносить побольше денег.

Мать родилась в тот же високосный год 29 февраля. Три года ее день рождение отмечали 28 февраля, но на четвертый год мы праздновали его как положено — 29-го. Когда ей исполнилось тридцать шесть, она шутила, что на самом деле ей только девять. Мама была не из тех женщин, которые хотят или требуют от жизни слишком много. Все, что она зарабатывала или собирала, мама вкладывала в дом и семью. Она была высокой, костлявой женщиной в очках в роговой оправе и нередко с сигаретой в зубах.

В ее мыслях с ней всегда была бабушка Кёрк. Если мама что-нибудь теряла в доме — сережку, вязание» кошелек, — она садилась и громко говорила: «Ну же, Сара, помоги мне найти эту вещь». Она всегда находила то, что потеряла, и не считала свою удачу простым совпадением. Ее доброта и щедрость не знали границ, и я не помню, чтобы она когда-нибудь повышала голос. Она всегда умела выслушать и сказать доброе слово тем, кто попал в беду, умела нежно погладить заболевшего, помочь тому, кто нуждался в помощи, и подарить что-нибудь тому, кто был еще беднее нас. Однажды на нашей улице был пожар, и одна семья вмиг лишилась всего, что имела. Мама обошла все дома — просила что-нибудь из одежды или немного денег для погорельцев. Когда мама еще работала в шахтерской столовой — до моего рождения, — ее коронными блюдами были картошка с мясом, пирог с сыром и луком и йоркширский пудинг. Все знали, что лучше нее их никто не приготовит, и даже после того как она уволилась из столовой, шахтеры частенько заходили к нам и просили ее состряпать что-нибудь из этих блюд. Тогда она готовила обед на несколько порций больше и разносила тарелки с едой тем, кто заказывал. А еще она иногда готовила обед для соседей, которые были беднее, чем мы, и навещала стариков, прикованных к постели или к инвалидной коляске, живших на нашей улице. Она брила их, мыла и забирала грязное постельное белье. А еще она дважды в неделю убирала дом, где жила женщина, умиравшая от рака.

Однажды к нам пришла женщина, вся в слезах; у нее было пятеро детей, самому старшему из которых исполнилось пять, а она снова ждала ребенка. Мама долго сидела с ней и утешала ее. Казалось, к нам приходили все, у кого были какие-либо неприятности. У мамы всегда был ответ. В те редкие моменты, когда ее мир замирал, — чаще всего это случалось тогда, когда она уже укладывала нас в кровать, — она вязала кардиганы, джемперы и детскую одежду для всех соседских ребятишек. Мама была всеобщей бабушкой, нянькой, поваром — ее все звали «тетя Берил».

Однажды я увидел, как из дома вывозят фортепьяно. Оказалось, мама отдала его мальчику, который очень хотел играть, но его родители не могли себе позволить такой роскоши.

— Мамочка, но это же наше пианино, — запротестовал я.

— В новом доме ему будет гораздо лучше, Пол, — заверила она меня.

Здание начальной школы Грассмура было построено в викторианском стиле — с огромными окнами, высокими потолками и коридорами, в которых жило эхо, — коридоры были выложены керамической плиткой. Школа находилась вдалеке от основной дороги, рядом с огромным лугом, на котором играли в крикет. Ученики сидели за деревянными партами и писали заостренной деревянной палочкой, кончик которой обмакивали в чернильницу. Это было «всамделишным письмом», и в мои обязанности как «хранителя чернильниц» входило каждое утро наполнять маленькие фарфоровые горшочки чернилами «Куинк». Потом я нередко вспоминал об этом в Кенсингтонском дворце, наблюдая, как пишет принцесса. Она всегда писала ручкой с золотым пером, но, вместо того чтобы вставить новый картридж с чернилами, обмакивала перо в бутылочку с «Куинк». Так принцесса писала все: личные письма, официальные, благодарственные, даже коротенькие записки.