Человек, который смог вернуться живым из логова дракона, мог выглядеть только так, лихо и отчаянно.
– Тео! – воскликнула Искра и бросилась к нему.
Тео обнял ее, прижал к себе… Они оба были живы, им выдался редкий шанс взять и начать все заново. Искра уткнулась лицом в его грудь, всхлипнула. От Тео пахло кровью, гарью, чем-то мускусно-душным. Искра слышала, как гулко бьется его сердце, и ей наконец-то стало легко.
– Искра… – негромко выдохнул Тео и, соскользнув по стене, обмяк на полу.
Искра и отец Эжен усадили Тео на скамью – его лицо было уже не бледным, а каким-то серым, восковым, с заострившимися чертами, словно у мертвеца. Искра смотрела на Тео и чувствовала, что жизнь утекает из него так же, как из нее вытек огонь.
Сейчас, в ночном соборе, в самый глухой и темный час, Тео был похож не то на демона, не то на ожившего покойника, который поднялся из могилы и пошел к живому теплу. Искра провела пальцами по его щеке, стирая мазок копоти. Она была уверена, что одно из чудовищ, с которыми Тео сражался в логове дракона, пустило в него яд. Если бы только они сейчас могли попасть в хижину среди болот, где было все необходимое для спасения!
– Нужен врач, – твердо сказала Искра и погладила Тео по сбитым костяшкам пальцев на правой руке. – Отец Эжен, венчание подождет. В другой раз. Сейчас надо отвезти Тео в поселок к врачу.
Сухие, обветренные губы Тео приоткрылись, и Искра услышала едва различимые слова, почти вздох:
– Эжен, не медли. Ты обещал нас обвенчать. – Тео сглотнул и добавил: – Держи слово, дружище. Пожалуйста…
Скрипнули двери собора. Искра обернулась и увидела полицмейстера. Ульрих выглядел так, словно много часов провел в седле. Сняв фуражку, он почти бегом приблизился к ним и сел на скамью рядом с Тео.
– Только что вернулся из Ганта, – объяснил полицмейстер. – А тут все гудит! Драконы, чудовища, похищенная девушка и Тео с мечом… Как ты, друг?
Тео махнул рукой и попробовал улыбнуться. У него почти получилось, но от его улыбки у Искры заболело в груди.
– Госпожа Ивис снова не хочет за меня замуж, – ответил он и перевел тусклый взгляд на Эжена.
Священник отступил к кафедре и принялся раскладывать книги. Хлопнула пробка, в серебряную чашу полилось красное вино для обряда.
Искре казалось, что воздух сделался густым и горьким. От волнения у нее зашумело в ушах, к лицу прилила кровь. Казалось, еще немного – и она не сможет дышать.
– Его нужно отправить к врачу! – Искра посмотрела на Ульриха и умоляюще добавила: – Ну сделайте же что-нибудь, он ранен! Он умрет!
– Я не ранен, – упрямо произнес Тео. – Я просто потерял много сил. Несколько боевых шаров… это тебе не шутки.
Ульрих посмотрел сперва на него, потом на Искру каким-то очень цепким, оценивающим взглядом и приказал, покосившись на священника:
– Эжен! Поторопись!
– Ну вот, – довольно улыбнулся Тео. – Зазвучал голос разума. Наконец-то дождались.
Он устало прикрыл глаза и откинулся на спинку скамьи так, словно наконец-то выполнил очень долгую и трудную, но крайне важную работу и теперь может отдохнуть. Искре казалось, что у нее сейчас остановится сердце, настолько испуганно и гулко оно стучало.
Если бы утром ей сказали, что больше всего на свете она будет бояться того, что Тео Эссен умрет у нее на руках, Искра бы этому не поверила. Еще и рассмеялась бы.
Но теперь между ней и этим утром лежала безмолвная тьма и обжигающий холод драконьей пещеры, золотое марево, потерянный огонь и темный силуэт человека, который пришел ее спасти.
– Послушай меня, рыбонька, – негромко сказал Ульрих неприятным пронизывающим тоном, должно быть, он так говорил с теми, кто угодил за решетку. Искру словно бросили в прорубь, настолько ей сделалось не по себе. – Знаешь, что будет, если он умрет? Имущество перейдет в казну, а рабы поедут на рынок, и ты в том числе. Тебя совершенно законно выставят на продажу. Понимаешь, чем это обернется? – Он ткнул пальцем, указывая на Искру. – Вот лично для тебя? Понимаешь?
Искра понимала. Не нужно было объяснять. У нее в голове не укладывалось, как полицмейстер может с такой легкостью хоронить своего друга. Или это и был здравый смысл, доведенный до крайности?
Искра не знала. И не хотела знать.
– Я не рабыня, – холодно сказала она, глядя Ульриху в глаза. – Я бастард моего отца, но не рабыня. Мне дали вольную сразу же после рождения и смерти матери. Я свободная женщина, господин полицмейстер.
Ульрих ухмыльнулся: