Королевская гончая

— Луиза! ЛУИЗА, СТОЙ!

Она быстро обернулась, уже стоя по шею в воде.

На берег выскочил Варус, за ним Элла, Клайв, другие.

Это было невыносимо.

Им не нужно смотреть на нее, а она больше не хочет быть тем, кем ее сделали против воли.

Последний рывок — Луиза делает судорожный торопливый вдох, и ледяная вода смыкается над головой.

Боль пронзает легкие.

Внезапно просыпается дикое желание жить, выкарабкаться к свету.

«Не надо тебе», — мелькает последняя мысль.

А потом — чей-то до боли знакомый женский голос:

— Ну вот, теперь она будет там, где и должна. С глаз долой.

— Что ж вы, милочка, вытворяете?

Серая хмарь отпускала неохотно. Голова раскалывалась. Каждый вдох давался с трудом, обжигая трахею. Заморгав, Луиза закашлялась, когда из горла вытянули жесткую трубку. Сгиб локтя тоже болел, и первое, что она увидела — сплетение прозрачных трубочек, наполненных разноцветными жидкостями. Они убегали куда-то вверх и терялись в корпусе пульта управления.

Потом пришло разочарование. Ей не дали уйти.

Тело казалось как будто деревянным. Ни рукой, ни ногой не пошевелить. И внезапная жалость к себе вспыхнула колючей звездой с лучами-лезвиями, и стало так больно, что по щекам потекли слезы.

— Так вот, — прозвучал голос Варуса, — чем это я вам, мисс Мар, так не угодил? Вы хотите, чтобы Дарс Эшлин укоротил меня на голову? Что еще за дикая выходка с утоплением в пруду академии? Молчите? То-то же. Дураков и мерзавцев на свете много, так что же, из-за каждого топиться? Милая моя, да если бы я так реагировал на все, что обо мне говорят в Совете, то мне бы пришлось уже раз десять удавиться.

Луиза набрала полную грудь воздуха и, с трудом шевеля одеревеневшим языком, вытолкнула:

— Зачем… вытащили?

— Так я уже объяснил. Мне моя голова дорога. Ну и потом я не привык стоять на берегу и наблюдать, как глупая маленькая девочка топится.

Она устало закрыла глаза.

Услышала тихий скрип стула, шорох шагов.

Варус остановился в изголовье.

— Послушай, Луиза. Я ректор этой академии, и я несу ответственность за всех студентов, находящихся в ее стенах. Поэтому сейчас я вынужден сделать то, что должен был сделать с самого начала.

— Отчислите? — медленно проговорила она.

В душе стремительно разливалось серое, пустое равнодушие.

— Нет, — ехидно сказал Варус, — во-первых, ты остаешься здесь, в медблоке, и получаешь поддерживающую терапию. Да-да, милочка, ведра успокоительного. А во-вторых, я вынужден доложить о произошедшем мистеру Эшу.

— Не надо, — Луиза облизнула пересохшие губы, — не надо ему ничего говорить.

Она смотрела снизу вверх на ректора, и тот ей казался разом постаревшим, осунувшимся.

— Раньше надо было думать, — строго сказал ректор, — я снимаю с себя ответственность за тебя. Я не могу неотрывно следить за студенткой, которая из-за пустяков закатывает истерики и по малейшему поводу пытается наложить на себя руки. Если у тебя проблемы, в том числе со здоровьем, их надо решать.

Стало стыдно. Жалкая, ни на что не способная тряпка! Ты не должна была жить, ты должна была погибнуть еще тогда, когда…

А что — когда?

Всплывшее вдруг воспоминание, такое близкое, вмиг подернулось пеленой забвения, нырнуло в мутную глубину памяти. Луиза не сдержала вздоха разочарования.

— В общем, так, — тяжело произнес Варус, роняя каждое слово, как камень, — сейчас к тебе заглянут твои друзья.

— Друзья? Ко мне? — Она непонимающе уставилась на ректора.

— Друзья! К тебе! — передразнил он. — С чего ты решила, что их у тебя нет?

— Но я же…

— Если ты сейчас повторишь то, что плел про тебя этот недоумок, я лично заклею тебе рот. Только очень неумная особа могла решить, что все поверят в его пьяный бред, понимаешь?

Луиза покорно закрыла глаза.

Ей очень хотелось бросить в лицо ректору — а что, если это не бред, а самая настоящая правда? Как бы относился к ней Варус, зная, что Гай Вири… а до него — Реми… а до них, наверное, еще кто-то… Она-то, может, и не виновата, но дела это не меняет.

Но промолчала. Она дала обещание и сдержит его.

— Ты пробудешь здесь несколько дней, — сухо сказал Варус и вышел.

Стало тихо. Едва слышно пищали датчики сердцебиения. К Луизе подошла женщина в белой униформе, поправила катетер на локтевом сгибе. Лицо серьезное, во взгляде молчаливый укор.

— Спасибо.

— Не за что, — поджала недовольно губы и ушла.

Потом в приоткрывшуюся дверь просунулась апельсиново-рыжая голова Эллы.

— Привет. Можно к тебе?

Не дожидаясь ответа, Элла просочилась в палату. В руках она сжимала корзиночку с золотистыми хризантемами.

— Мм… Это тебе, Лу.

Элла поставила корзиночку на операторную панель и остановилась, переминаясь с ноги на ногу. Спросила сухо:

— Почему ты это сделала?

Луиза вздохнула.

— Ты же слышала, что он говорил…

— Да кто ему поверил? — Элла всплеснула руками. — Ты что, совсем ненормальная, из-за дурака топиться? Подруга, ей-богу, я была о тебе лучшего мнения.

— А если все это… правда?

Элла покачала головой.

— Даже если и правда, то это не красит прежде всего Гая Вири.

— Но другие…