Королева Варваров

Места в курии он добился с большим трудом и рассчитывал в дальнейшем скопить немного денег, чтобы уехать в Рим, где он собирался стать известным адвокатом. День и ночь изучал римские законы и право, и, вспоминая то или иное изречение виднейшего юриста, в глубине души мечтал только лишь об одном. О славе и богатстве. И вот в правление Тиберия богатство не замедлило к нему приплыть. Лукреций сразу понял, что закон об оскорблении величества сулит ему несметные сокровища. И тогда он взялся за дело. Для начала он написал донос на богатого всадника. И вскоре Лукреций стал обладателем приличного состояния, а всадник был казнен по приказу императора. Доносительство Лукрецию понравилось настолько, что он забыл о своей прежней профессии. Вслед за богатством к нему пришла и слава, но совсем не та, о которой он мечтал юношей. Теперь слава была другого рода. Хоть скандальная, она тешила самолюбие Лукреция больше, чем какая-либо другая известность. Сумасброд Калигула продолжал творить произвол. Летели головы, смерть не щадила никого, даже сенаторов. При Клавдии закон о заговоре против императора был отменен, но, тем не менее, никто не спешил отбирать виллы и богатства у тех, кто в прошлом создал себе состояние путем доносительства. Видимо, фортуна благоволит таким людям, как Лукреций. И вот на престоле новый император — Нерон, заявивший, что он будет править в духе своего приемного отца Клавдия. Когда Лукреций разбогател на доносах, а динарии все еще рекой текли в его казну от всевозможных финансовых операций, ростовщичества, эксплуатации серебряных рудников, торговли и прочих доходов, у него укрепились такая привычка, как скупость. В любом деле, даже самом ничтожном и грязном, он видел для себя выгоду. Умудряясь быть на равных с приближенными принцепса, чаще всего такими же, как и он сам пройдохами, этот человек добился права быть включенным в сословие всадников. Рассылая своим друзьям приглашения на обеды, Лукреций не потерял хватки распознавать в том или ином человеке качества, из которых он мог бы извлечь для себя пользу. Но чтобы не выглядеть в глазах публики способным на дружбу только с теми, кто принес бы ему выгоду, он зазывал на свою виллу и известных литераторов, юристов, философов. Но мало кто отзывался на приглашения прославленного на всю империю доносчика. Гостей Лукреций делил на категории, в зависимости оттого, что представлял собой тот или иной человек. «Радушный хозяин», — говорили одни. «Скряга, какого еще белый свет не видел», — твердили другие. Сам же Лукреций не считал себя скупым человеком и даже обижался, если слышал, что кто-то говорит о нем, как о скряге.

Как бы то ни было, но свою челядь он буквально морил голодом. Любой, кто встречал толпу рабов, изможденных и высохших как палки, сразу же говорил, что это слуги Лукреция. Их жизнь нисколько не ценилась. А в ответ на упреки друзей о лучшем содержании невольников, Лукреций говорил, что он ни одного раба даже пальцем не тронул за свою жизнь.

Знаменитому доносчику давно уже перевалило за шестой десяток, но он в отличие от других римлян действительно не врал. Он не любил, когда в его присутствии кто-нибудь рассказывал о проведенных гладиаторских боях, кто победил в поединке, и кого зрители присудили к смерти. В амфитеатре он был всего раза три за свою жизнь, я вид крови вызывал у него такое отвращение, что он даже дал себе зарок больше никогда не присутствовать на зрелищах, где убивают друг друга. Можно даже подумать, что Лукреций был мягкосердечным человеком, если бы… Если бы не его отношение к рабам и к тем, кого он совершенно необоснованно обвинял в преступлении против императора.

Когда Лукреций открыл глаза, слуги настороженно вытянулись перед ним, а их господин, часто моргая и зевая, казалось, не мог взять в толк, где он находится. Перевернувшись на бок, и кряхтя так, словно это было для него непосильным трудом, Лукреций встретился взглядом с толстяком и, улыбнувшись, щипнул его за грудь. Пузо даже не шелохнулся, а его рот расплылся в улыбке.

— Помогите мне встать, — наконец произнес Лукреций, к которому сразу же подскочило несколько услужливых рабов. Они тут же поставили его на ноги. — Я уже стою?

Вопрос относился к курчавому рабу с распухшими губами.

— Да, мой господин, — ответил тот.

— Хорошо. Тогда пусть кто-нибудь разомнет мне спину, а то мне кажется, что ее у меня нет.

Тут Пузо, растолкав всех в стороны, первым поспешил к Лукрецию. Его тело тряслось при ходьбе, как студень. Он осторожно, словно боясь обжечься, прикоснулся к сгорбленной спине старика, и несколькими движениями рук помассировал тело Лукреция. Затем знаменитый доносчик, приподняв и опустив плечи, произнес:

— Довольно! Теперь намного лучше.