Королева в придачу

– Жив, – пробормотал Чарльз, выбираясь из-под туши. Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Брэндон подошел к поскуливавшему псу. Тот лежал на боку, тяжело дыша: его брюхо оказалось распорото сверху донизу, поблескивающие внутренности вывалились на землю. Брэндон достал нож и стал гладить собаку по голове, пока резким у взмахом ножа не перерезал ей горло, прекратив мучения.

– Этот пес спас нас.

– А вы меня, – мрачно сказал Франциск.

– А вы меня, – как эхо, ответил Брэндон. Франциск огляделся: ветер нес снег, крутом стояла тьма... Голоса свиты не были слышны, лишь шумел лес. Франциск усмехнулся, вытерев о шкуру зверя нож, вбросил его в ножны.

– Думаю, нам лучше обмениваться долговыми расписками, когда вернемся в Амбуаз. А теперь, пока совсем не стемнело, стоит выбираться отсюда.

Франциска не оставляла его всегдашняя бравада, хотя он и морщился порой от боли в поврежденной лодыжке. Но чаще герцог прикладывал руку к ушибленной голове – было похоже, что шишка на лбу, портившая его внешность, куда более беспокоит его, нежели сумрак леса и бездорожье. Но Брэндон более реально смотрел на вещи. Конечно же, их будут искать, и рано или поздно обнаружат. Лучше бы раньше... Ибо здесь, под пронизывающим ветром, в чаще темнеющего леса, среди воя волков, он чувствовал себя не в состоянии шутить. Они медленно двигались сквозь заросли, прислушиваясь к вою волков. У Франциска сильно болела поврежденная лодыжка, настроение же становилось все более скверным. Его раздражало, как это он, всегда окруженный толпой желающих услужить, оказался вдруг в столь безвыходной ситуации. Посмотрев на ежащегося Франциска, Чарльз отдал ему свой берет с козырьком.

– Надо же, – сокрушался Франциск, – я-то думал, что знаю в этих краях каждую пядь, а выходит... Нет, здесь обязательно должно быть какое-то жилье! Думаю, пока окончательно не стемнело, нам следует взобраться вон на ту возвышенность и оглядеться. Уверен, мы разглядим поблизости башни какого-либо замка, стены монастыря... крыши деревни, наконец.

Подъем оказался крутым. Они пыхтели, взбираясь по неровному склону, когда Франциск неожиданно спросил:

– Почему вы не выдали меня на турнире? Вы ведь знали, что против вас выступал не я.

Не самое лучшее время для откровений, но Франциск давно был болен этой темой.

– Я прошу прощения за ту свою выходку...

Брэндон даже приостановился. Он понимал, какого внутреннего усилия стоили молодому герцогу эти слова. Хотя... Франциск был так легкомыслен! И сейчас он почти с мальчишеским пылом говорил, что выставил вместо себя немца лишь в шутку... Он-де не знал, что тот поведет себя столь неподобающе, и теперь сам наказан. Поведение немца, нарушение им всех правил боя, бросило тень на самого рыцарственного герцога Ангулема. Он умолк, ожидая, что же ответит Брэндон. А тот подумал, что выходка Франциска отнюдь не являлась шуткой. Герцог хотел победить... даже под личиной подставного лица, чтобы добиться благосклонного взгляда королевы. И это было нечестно. Почему же он все скрыл?

Перебираясь через поваленный ствол, Франциск вновь задал свой вопрос. И Брэндон ответил:

– Плохой бы я был дипломат, если бы стремился опозорить будущего короля Франции.

Франциск улыбнулся в темноте. Итак, с этой стороны ему ничего не угрожает. Брэндон не выдаст его и в дальнейшем. Как приятно осознавать, что даже иноземцы видят в нем законного наследника трона! Если, конечно, как утверждает его мать, на самом деле этот женамутье не прилагает всех усилий, чтобы королева забеременела, и тем самым он оказался устраненным. И пользуясь тем, что их критическое положение располагало к откровенности, Франциск решился спросить в упор, чем Брэндон объяснит все те слухи, что окружают его и королеву.

Чарльз подсознательно был готов к такому вопросу, и поэтому ответил спокойно: дескать, не он распространяет эти слухи, не ему и отвечать за них.

– Но ведь вас только и видят подле её величества, – заметил Франциск. – Разве у вас нет дамы сердца?

Для молодого Ангулема это казалось странным и вполне могущим оправдать все сплетни, окружающие Брэндона и королеву. Чарльз это отметил и счел своей ошибкой, но заставил себя рассмеяться.

– Мессир Ангулем, та дама, которую я мечтал бы назвать своей, слишком недосягаема для меня.

Он почувствовал, как отстранился Франциск, и добавил откровенным, срывающимся шепотом.

– Сия дама уже принадлежит вам. Я имею в виду мадам Дизоме.

Ах, если бы Франциск поверил! Брэндону было необходимо снять подозрение с себя и Мэри, от этого слишком много зависело!

– Как быстро стемнело, – пробормотал молодой герцог. – А вой волков просто леденит грудь. Когда я вновь окажусь в Амбуазе, все это будет казаться мне не более чем забавным приключением. Но сейчас...

Они сделали передышку. И тут Франциск проникновенно произнес:

– Шарль, я не забуду, что вы сегодня сделали для меня. И если смогу вас отблагодарить тем, что уступлю вам тюльпан Франции – считайте, что она ваша.