Курносый беспокойно возился у него на руках, пару раз пытался вырваться, трепал манжет, потом заворчал, даже хотел укусить державшую его руку. Пес мог выдать Гриньо, и он ради осторожности быстро свернул ему шею. Когда гувернер укладывал в угол безжизненное тельце, он уловил какой-то звук: словно бы слабый вскрик, потом стон, полный удовольствия, затихающий, нежный. Оказывается, любовники были совсем рядом! Гриньо весь превратился в слух. Узнать бы, где они... Выяснить, где их гнездышко, тогда в другой раз ему удалось бы неожиданно застать их. Эти двое... Гриньо вспомнил старую поговорку: «Ловкая женщина никогда не останется без наследника». Ах, эта рыжая англичанка! Поняла, что старый муж не в силах сделать ей дофина, обеспечить трон после своей смерти, и нашла молодого любовника. Да она просто обкрадывает его господина герцога Франциска, которому трон должен принадлежать по праву!
Он четко разглядел, откуда они вышли – вторая дверь слева от окна. Неподвижно сидя в нише окна, он заметил два еле различимых силуэта во мраке. Тихий шепот, английская речь... Гриньо больше не сомневался, кто был возлюбленным королевы. Саффолк! Он услышал звук поцелуя и тихие удаляющиеся шаги. Он сидел, задумчиво вертя в руках зеркальце. Это была улика. Что теперь? Прежде всего, дождаться, когда откроют ворота Ла Турнеля, а потом сообщить герцогу, поставить в известность короля... Гриньо уже довольно потирал руки.
Однако утром, когда он присутствовал на церемонии утреннего одевания Франциска, Гриньо вдруг осознал, что все не так просто. Франциск то и дело говорил о королеве, собирался навестить её, восхищался той самоотверженной заботой, с какой она ухаживает за больным Людовиком. Ха! Все это слова. Франциску и дела не было до отношений Мэри и короля – он просто видел королеву в ином свете, он был влюблен. И влюблен настолько, что не пожелает поверить в её измену. Он ведь всегда идеализировал женщин; а что может предоставить ему в доказательство Гриньо, кроме своих слов и уверений? И ещё Гриньо понял, что его воспитанник, привыкший считать себя неотразимым, вряд ли ласково отнесется к человеку, который укажет ему на то, что им пренебрегают. Особенно ради Саффолка! Ибо сейчас Франциск опасался Саффолка, и Гриньо был в курсе почему. Все из-за последнего поединка на турнире. Франциск тогда совершил глупость: он получил травму, не мог сражаться и вместо себя послал на бой с англичанином немецкого рыцаря, известного поединщика. Уже если бы раскрылось одно это, могло бросить тень на Франциска, но он рассчитывал, что непобедимый немец сможет справиться с Саффолком, а честь победы достанется ему, Ангулему. Многие из его друзей тогда советовали герцогу отказаться от этой затеи, но он был зол, не желая, чтобы все лавры и восхищение королевы достались сопернику, и решился. Тогда же Бониве даже перешел на сторону Саффолка, хотя это могло рассорить их с Франциском, а оказалось, только сдружило. Ведь Саффолк сломал забрало и видел, что его соперник – не герцог Ангулемский, а если бы Бониве не отогнал распорядителей и герольдов, о подмене бы узнали и остальные. Франциск мог оказаться в щекотливом положении, и был благодарен Саффолку за его молчание. Что же теперь? Как он воспримет известие о том, что его обожаемая королева и благородный соперник вступили в связь?
Гриньо слыл неглупым человеком, и решил немного обождать, покуда ему не подвернется более основательная возможность открыть всем глаза на измену королевы. Поэтому он, как ни в чем не бывало, отправился с Франциском навестить её величество. Как же мила и кокетлива вела себя с Франциском королева! Вот уж воистину, нет предела женскому коварству. Гриньо было больно видеть, как очарован этой вертихвосткой его воспитанник. А королева, не заметить невозможно, – более не была игривой девушкой, невинной даже в обольщении. Теперь в ней словно пылало какое-то потаенное пламя – пламя страстной, уверенной в своих чарах женщины. Ах, если бы это заметили и остальные! Любовники ведь ни о чем не подозревают, и какой же можно будет раздуть скандал!.. Гриньо не опасался скандала, он его жаждал. И слишком поздно понял свою ошибку.
В покоях королевы появился мрачный, удрученный Саффолк, за которым шел паж, неся что-то, накрытое покрывалом. Герцог сразу же направился к королеве.
– Ваше величество, мне сообщили, что вы тревожились о своей собачке и велели найти её.
Он сделал знак пажу скинуть покрывало.
– Курносый! – только и ахнула Мэри.
– Его убили, свернув шею, – не останавливался ни на минуту Брэндон. – Это произошло не позднее этой ночи, его трупик был найден в пустом крыле Ла Турнеля, там, где окно галереи выходит к реке.
Более ясно он объяснить не мог. Мэри побледнела, глаза её расширились, она нервно сжала мех пелерины у горла. Но если не знать, что её так взволновало, можно было подумать, что королева просто разгневана и возмущена. Брэндон смотрел на неё, не отрываясь, и она взяла себя в руки, черпая мужество в его взгляде.