Людовик с необычной для его старого тела легкостью сошел с возвышения. Слова его звучали любезно и были полны восхищения, а Мэри смотрела на него серьезно, но казалась бледна. Людовик был неглуп и понимал, что он совсем не прельщает её как жених. Но он давал ей корону Франции, а с ней – могущество и власть!
Церемония венчания состоялась не в церкви, куда решили не отправляться из-за дождя, а в просторном зале, все стены которого были задрапированы тисненой золотом тканью, и где все присутствующие могли видеть новобрачных. Король и королева преклонили колена перед сооруженным на возвышении алтарем, и кардинал Прие совершил торжественную церемонию венчания, во время которой Людовик все не мог удержаться и нет-нет, да бросал взгляд на невесту. Ему словно не верилось, что на закате дней судьба преподнесла ему столь бесценный дар, и старый король испытывал давно забытые ощущения: ему хотелось касаться её, обнимать, возлечь с ней. Было утро, а Людовик уже с нетерпением ждал ночи, когда они окажутся одни и он сможет овладеть ею и, конечно, с Божьего соизволения, посеять в этом нежном, молодом теле семя будущего короля, его прямого потомка из рода Валуа-Орлеанов.
Мэри же боялась и думать о том, что её ждет. Она была объята ужасом, но полна решимости не выказывать своего страха, и даже улыбнулась супругу, когда встала с колен. Король смотрел на неё испытующе и даже словно с какой-то жалостью, но когда он опустил взгляд на вырез её корсажа, в его глазах не осталось ничего, кроме откровенного вожделения.
Звучала музыка, раздавались приветственные крики. Мэри Тюдор стала законной королевой Франции! Мэри огляделась. Отовсюду слышались поздравления, везде улыбающиеся приветливые лица... Потом прелаты и знать расступились, дворецкий церемонно открыл двери на галерею, опоясывающую дворец. Над галереей натянули большой навес, что позволяло королю и королеве, не опасаясь дождя, явить себя народу. Там, во дворе, да и не только во дворе – на крышах домов, на ветвях деревьев, меж зубцов стен, шумела и ликовала толпа. Раздавалось множество радостных криков, играла музыка, палили пушки, звенели колокола, огненные петарды взрывались в дождливом сером небе и быстро гасли, оставляя в пелене дождя длинные дымные дорожки.
Мэри сама не заметила, когда стала улыбаться. Будучи гордой, она получала большое наслаждение от почестей, которые ей воздавали. Сознавая свою красоту, она вскинула голову и приветливо махала рукой, а затем взяла пригоршни монет с подноса, который преподнес ей улыбающийся граф де Тремуйль, и стала кидать их вниз, в толпу, чтобы показать щедрость новой Королевы. Вскоре внизу образовалась настоящая давка, перешедшая в драку, – обычное дело при раздаче милостыни, и Людовик поспешил увести жену. Не стоило молодой королеве глядеть на это, его люди вскоре наведут порядок, а их самих ждет грандиозный пир.
Король и королева отправились сквозь анфиладу покоев в главный зал. Следом тянулся длинный кортеж знати, духовенства, пажей, приглашенных. Впереди процессии двигались одетые в ливреи с французскими лилиями герольды и трубили в трубы, звуки которых казались оглушительными среди сводов замка.
Большой зал для торжеств был украшен разноцветными штандартами и гирляндами живых цветов, оплетенных лентам. Над верхним столом, где предстояло восседать августейшим новобрачным, установили огромный щит, где наряду с королевскими лилиями были вышиты золотые дикобразы Людовика XII и алая с белой розы Тюдоров.
На хорах играла негромкая, приятная музыка. Появилась круговая чаша, и начался пир. Вереницы слуг вносили одну смену изысканных кушаний за другой, и все это на великолепнейшей посуде – золотой, серебряной, покрытой дорогой эмалью, богато инкрустированной. Король Людовик, словно забыв о своей обычной скупости и стремлению к простоте, велел раскрыть двери сокровищниц; ведь теперь у него была одна цель – восхищать, удивлять, баловать это милое дитя, его жену.