Оказывается, пылкий жених Людовик, желая пораньше навестить невесту, бесцеремонно вошел в её покои, когда новобрачная ещё принимала ванну. Сидя в лохани, она онемела от изумления и стыда. Фрейлины растерялись, не зная, то ли кланяться королю, то ли закрывать собой принцессу. Только леди Гилфорд, как коршун, ринулась вперед, загораживая Мэри, и фактически вытолкала короля за дверь, ругаясь на чем свет стоит на английском, которого, как она считала, Людовик не знал. Но, как оказалось, кое-что он знал и понял, что его обозвали «похотливым старым козлом», «бесстыжей обезьяной» и прочими не подобающими его сану эпитетами. Однако король промолчал, хотя и более внимательно прислушался к тем жалобам на английскую свиту Мэри, от которых поначалу небрежно отмахивался.
Мэри же этот инцидент весьма позабавил и развеселил, она даже избавилась от того нервного напряжения, в котором пребывала все время, и теперь с удовольствием примеряла свадебный наряд, который воистину был великолепен. Верхнее платье из узорчатой темно-золотой парчи, казавшейся и тяжелой и легкой одновременно; верхняя юбка спереди имела разрез, открывая нижнюю, из кремового атласа, столь богато расшитую золотыми узорами и алмазной крошкой, что она выглядела даже великолепнее верхней. Облегавший талию корсаж был украшен брошью «Неаполитанское зеркало», прямоугольное декольте подчеркивало совершенство высокой груди Мэри, длинную линию шеи, покатые, ещё по-девичьи хрупкие плечи. Особенно хороши были широкие рукава в облаке меха горностая, ослепительно белого, с тонкими черными хвостиками, и этим же королевским мехом была подбита длинная золотая мантия, которая придавала Мэри царственный и величавый вид. На затылок ей одели полукруглую французскую шапочку, всю в сверкающих бриллиантах, позволявшую видеть спереди разделенные на прямой пробор, а сзади ниспадавшие пышным каскадом до середины спины её густые волнистые волосы.
– Девочка моя, – всхлипнула леди Гилфорд, – ты прекрасна!
Мэри поглядела на неё с некоторым удивлением. Верная Мег чаще бранила её, чем хвалила, а тем более восхищалась. Но слезы в её глазах – это уж слишком!..
– Мег, прекрати! Не то я сама заплачу, а мне ещё предстоит исповедаться и сосредоточиться на предстоящей торжественной церемонии. Мисс Болейн...
Она оглянулась к сестрам, и вперед сразу же выступила младшая. Бойкая девочка за последнее время сумела оттеснить на задний план всех остальных дам королевы, и Мэри сама не заметила, как стала считать её для себя просто необходимой.
– Что угодно её величеству?
– Анна, голубушка, позовите моего английского исповедника отца Джона. Я хочу исповедаться и прийти к алтарю очищенной от прегрешений.
«И от мыслей о Чарльзе, который отказался от меня», – мысленно добавила она, с трудом подавив вздох. Исповедь королевы не заняла много времени. Потом появился первый английский посол при дворе, лорд Вустер, которому вменялось в обязанность вывести королеву к её новым подданным, как бы символически передав из рук Англии в руки Франции.
– Миледи, вы восхитительны! Вы словно солнце, которого так сейчас не хватает Франции!
Двусмысленный намек. Франции не хватало королевы, которая могла бы обеспечить продолжение рода, и природа (за окнами по-прежнему лил дождь) явно желала хоть немного света и тепла.
На площадке перед входом в зал Мэри увидела Франциска Ангулемского, и её настроение сразу улучшилось. Франциск смотрел на неё с немым восхищением. Смотрел, и всё, пока стоявший за ним Гриньо чуть подтолкнул его. Герцог, опомнившись, поспешил поклониться.
– Мадам!
Он галантно предложил ей согнутую в локте руку и ввел королеву в богатый покой, где уже собрался весь двор. Шеренги людей расступались перед ними, открывая как бы живой коридор, в конце которого сидел на троне король. Франциск уже вполне овладел собой, и шел с гордо поднятой головой, словно именно ему принадлежала заслуга брака короля. Он невольно почувствовал, как маленькая ручка Марии Английской задрожала на сгибе его локтя. Бедная девочка – она не хотела этого союза так же, как и он. Но герцог сейчас не думал о себе, он был достаточно великодушен, чтобы понять её страхи. И вдруг шепотом сделал ей комплимент – просто так, этикет этого не требовал, но Мэри от этого стало словно легче.
Король Франции в роскошном плаще с горностаевым оплечьем, в короне, с тяжелой золотой цепью на груди смотрелся весьма внушительно. Но он был так стар! Лицо Людовика сейчас казалось особенно морщинистым, а голова жалко клонилась под тяжестью венца. Он смотрел он на свою юную невесту и улыбался. Король был восхищен, счастлив, доволен: этим утром он видел её неприбранной, раздетой, соблазнительной, сейчас же она предстала пред ним во всем блеске торжественных одежд. Словно во сне он услышал её твердый, громкий голос:
– Государь, я в вашем распоряжении.