Королева в придачу

– Наша принцесса была хороша необыкновенно. Она была в жемчужно-сером атласном платье и вся украшена драгоценностями, среди которых на её корсаже был и бесценный бриллиант – подарок Людовика, который называют «Неаполитанское зеркало» и который оценен в пятьдесят тысяч крон. Так что наша принцесса сияла и была так хороша, что Лонгвиль, игравший роль жениха, даже возгордился, словно забыв, что женится по доверенности.

– Вот как? – улыбнулся Брэндон.

Он чувствовал, как внимательно следят за ним маленькие глазки Вулси, и небрежно бросил колкое замечание, что, дескать, не так уж и крепка известная привязанность Лонгвиля к мисс Джейн Попинкорт, если он увлекся во время церемонии своей «невестой». Вулси же поведал, что после полуденной мессы архиепископ Лондонский совершил обряд венчания и герцог Лонгвиль, как доверенное лицо Людовика Двенадцатого, объявил о своих полномочиях вступить в брак с сестрой английского короля, а Мэри ответила согласием и даже улыбнулась при этом. Потом гремела музыка, звучали поздравления, и отныне ее высочество Мэри Тюдор надлежало именовать не иначе, как «её величество королева Франции». Конечно, когда она прибудет во Францию, произойдет подлинный обряд венчания и настоящая брачная ночь. А пока разыграли символическое заключение брака: Мэри отвели в спальню, где королева и придворные дамы одели её в роскошную кружевную сорочку, подвели к огромному ложу, где она стала поджидать «жениха». С не меньшей пышностью явился Лонгвиль, снял сапог, улегся подле Мэри на кровать и разутой стопой коснулся её обнаженной ноги. Утолив таким образом страсть, он вышел в другой покой, где оделся... Причем одна любопытная деталь – герцогу велели одеть на одну ногу, ту, которой он коснулся Мэри, красную туфлю. Вроде бы кровь девственницы... Вулси не удержался и захихикал, отметив, как весь двор потешался над этой деталью. Но Генрих ведь любит подобные церемонии. Брэндон отвернулся к окну, боясь, что не сдержится и выдаст себя. Он представлял, как стыдно было Мэри.

– Если бы я был устроителем церемонии, – сказал он, – я бы изобрел что-нибудь более занимательное... щадящее чувства юной принцессы...

– Королевы, – напомнил Вулси. – Теперь уже королевы.

– О, конечно!

Теперь Чарльз окончательно взял себя в руки и спросил напрямик, как же эти события отразятся на нем, и когда он сможет принести молодой королеве свои поздравления.

– В этом нет необходимости, – сухо заметил Вулси. – Его величество не хочет, чтобы вы виделись до тех пор, пока Мэри не покинет королевство.

Вулси тут же прикусил язык, но было поздно. Он уже дал понять Брэндону, что тому ничего не угрожает, и едва Мэри уедет, как его выпустят. Однако Чарльз ничем не выразил своего ликования – наоборот, скорчив унылую мину, стал заискивать перед Вулси, умолять, чтобы всесильный канцлер похлопотал за него перед королем.

Он видел, что Вулси хочет от него одного – чтобы он открыл, что имеет против него. Но теперь Брэндон был осторожен. Это не тот случай, чтобы отдавать в руки Вулси свое оружие против него. Наоборот, он вел себя учтиво, обещал, что едва его освободят, как тут же уедет в провинцию, уладит свои отношения с леди Лизл и...

Лорд-канцлер не мог этого допустить. Элизабет Лизл принадлежала к роду Говардов, и брак с ней сразу же делал Брэндона причастным к этому клану, с которым у Вулси сложились натянутые отношения. И канцлер прямо потребовал, чтобы Брэндон открылся ему, а тогда он выхлопочет его освобождение.

Все же Вулси был крайне утомлен, и действовал напрямик. Но у него на то были свои причины: Генрих скучал без Брэндона, и теперь, когда Мэри уже фактически стала леди Валуа, он хотел видеть его при себе.

Они проговорили ещё часа три. Брэндон увиливал. Нет, у него ничего нет против Вулси, как тому в голову пришло – ведь они же союзники! Да, он готов для своего приятеля Томаса на все, даже расторгнуть вышеупомянутую помолвку с леди Лизл, если его преосвященство сочтет её неуместной.

«Каков хитрец, – размышлял Вулси. – Он хочет изобразить, что прямо-таки рвется породниться с Говардами. Но мне не следует забывать, что Мэри и в самом деле рассчитывает на скорое вдовство и, значит, ставки этого парня в самом деле могут вырасти».

И вместо того чтобы запугивать Брэндона, канцлер намекнул, что готов не только посодействовать его освобождению, но даже выставить его кандидатуру на получение титула герцога Саффолка.

Он добился своего: вместо врага он сделал Брэндона своим должником, они вновь составляли одну партию. Брэндон выглядел ошарашенным, изумленным – ему ещё мерещилась плаха, и вдруг его поманили герцогской короной. Он рухнул перед Вулси на колени.

– Ваше преосвященство, теперь я навеки ваш должник. На его лице блуждала растерянная, счастливая улыбка. Но Вулси не удержался, чтобы не разбавить чувство эйфории Брэндона доброй ложкой дегтя.

– Но пока Мэри Тюдор в Англии, вам и не светит покинуть пределы Тауэра.