Королева в изгнании

Генеральный секретарь с растерянным видом слегка привстал с кресла.

И тут четыре двери в четырех стенах зала распахнулись и в каждую из них одновременно вошло по два вооруженных автоматами молодчика.

— Следствие установит степень вины каждого из вас, — повысив голос, продолжил президент. — Надеюсь, никто из здесь присутствующих не станет оказывать сопротивления конституционной власти.

От каждой пары автоматчиков, на ходу сдергивая с поясов наручники, отделилось по одному.

"Вот и все", — подумала Маша и неожиданно для себя поняла, как, оказывается, симпатичны ей «заговорщики», И КАК НЕНАВИСТЕН СИДЯЩИЙ ВО ГЛАВЕ СТОЛА.

Она даже и мысли не имела, что при таком раскладе кто-то попытается сопротивляться. Но, видимо, на карту было поставлено слишком многое.

— Мери! — услышала она. Илья Аркадьевич смотрел на нее с сумасшедшим огнем в глазах. — Мери! — повторил он.

Маша очнулась от оцепенения и, торопливо расстегнув сумочку, достала пистолет. Тем временем, один из молодчиков уже начал заворачивать Берману руки за спину. Не отдавая себе отчета в том, что делает, она сняла предохранитель и с локтя выстрелила охраннику в голову.

Грохот потряс кабинет, словно в центре его взорвалась водородная бомба. Охранник еще падал на пол, а пистолет, брошенный Машей, уже был в руках Ильи Аркадьевича.

Автоматчики слегка замешкались. Оно и понятно: сначала выстрел, раздавшийся из пустоты, затем из той же пустоты вылетел какой-то предмет, оказавшийся пистолетом… Замешкались СЛЕГКА. Ровно настолько, чтобы Илья Аркадьевич успел, вытянув обе руки, сделать три выстрела в президента. Вернее, в то место, где президент был только что, ибо тот уже успел сползти на пол, спрятавшись за массивный дубовый стол.

Краем глаза Маша заметила, что стоящий рядом, сбоку от нее, автоматчик сделал какое-то движение. Но баллончик был уже у нее в руке, струя газа ударила ему в лицо, и он скорчился на полу.

Еще одна секундная заминка позволила Маше вынуть еще два пистолета и кинуть их еще двум приспешникам генерального прокурора. И тут пальба началась.

Грохотали автоматные очереди и одиночные пистолетные выстрелы. Сыпались оконные стекла и рушились массивные фаянсовые вазы…

Все это закончилось так же внезапно, как и началось. В неестественной ватной тишине слышались только стоны. Все пятеро «мятежников» лежали на полу. Трое — без движения. Из-под стола выползали целые и невредимые люди президента. Два охранника были ранены, пятеро лежали замертво, трое, опасливо озираясь и отряхиваясь, поднимались с пола.

— Мери, — раздался хриплый шепот.

Она подбежала к Берману, склонилась над ним…

— Мери, — прошептал он еще раз. — Беги. Мы проиграли… Я хотел сказать тебе… Я тебя… — И тут он дернулся и затих. Кровавая пена тонкой струйкой выплеснулась изо рта.

Маша стиснула зубы. Нет, плакать я буду потом… Выпрямившись, она прошла в торец стола и заглянула под него. Господин президент, прислушиваясь и не решаясь показаться на свет, мелко трясся там.

Маша вынула из сумочки один из двух оставшихся пистолетов. Президент выпучил глаза. Появившись из ниоткуда, пистолет завис в воздухе, ствол в нескольких сантиметрах от его лица был направлен прямо между глаз.

— Не-е-ет!!! — тоненько заверещал господин президент. — Не-е-ет!!!

Красное лицо пьяницы. Знакомые с детства налитые кровью глаза… Такие глаза Маша видела в детстве, по пятницам, когда Степан Рудольфович тискал ее на коленках.

— Нет! — пискнул старик еще тоньше. И Маша вдруг поняла, что не сможет нажать на курок.

Пистолет, висящий перед носом президента, внезапно со звоном упал на пол. Раздался чмокающий звук, и президент почувствовал на лице влагу. Он утер лицо и посмотрел на руку. Это была слюна.

Крики, стоны, беготня, рев тревожной сигнализации — все это не касалась Машу. Невидимка шла мимо бегущих омоновцев, мимо докторов и просто аппаратчиков… Она миновала одну, другую дверь…

Через несколько минут ее уже не было в Белом Доме. Сюда она добралась в машине Ильи Аркадьевича, выскочив из гостиницы без шубки…

До «России», чтобы не продрогнуть, ей пришлось бежать.

МАША

1

— Если бы я сам не видел фотографию в газете, я бы решил, что ты начиталась плохих детективов, — сказал отец, туша четвертую подряд сигарету. — Но я не понимаю: почему ты не рассказала обо всем этом раньше?

— Я рассказывала! — деланно возмутилась Маша. — Помнишь, я же прямо так и сказала тебе: "Папа, я граблю банки и сберегательные кассы…"

Варвара Сергеевна улыбнулась своей мягкой тихой улыбкой и, поднявшись со стула, сказала:

— Между прочим, Паша, я помню. Ты сам мне рассказывал, как она это тебе заявила…

— Нет! — возмутился Павел Иванович, — в тот момент это было подано как шутка! И, между прочим, довольно глупая. Не мог же я всерьез принять эти слова, когда не знал, что моя дочь — невидимка! Это коварный, очень коварный прием: говорить правду так, чтобы все думали, что ты лжешь, и именно таким образом скрывать правду!

— Не кипятись, — Варвара Сергеевна положила ему на плечо руку, — вон, чайник вскипел. Пойду заварю. — И вышла из комнаты.

Он снова закурил.