Однако в случае с Эгертоном ничего подобного не произошло. Напрасно Тегамор оглядывалась по сторонам, внимательно всматриваясь то в один, то в другой сгусток свечения. Ничего. Это и неудивительно, ведь Эгертон не присутствовал в ее комнате магически; он, скорее, был частью ее жилища, малой толикой своего естества растворенный в стенах, в каменной кладке. Быть может, в нижнем этаже, там, где маг был приращен к стене и где его присутствие ощущалось сильнее всего, Тегамор и смогла бы выявить нежелательного гостя. Но в лаборатории никаких следов Эгертона не оставалось.
Тегамор пожала плечами. Сияние медленно угасало. Прислужница робко подняла голову и взглянула на свою госпожу. Тегамор посмотрела на себя в зеркало. Мельчайшие светящиеся зеленые пылинки прилепились к обнаженной, смазанной маслом коже Тегамор, и теперь магиня представляла собой как бы ожившую ярко-зеленую пылающую статую.
Она вскрикнула в ужасе. Этого только не хватало! Любой маг, который сейчас творит заклинание, позволяющее ему видеть сокрытое (а в Соултраде такое могло случиться в любой момент), в состоянии увидеть Тегамор. Она — как пылающий факел в мире магии, открытая и обнаженная для любого желающего.
Как всякая магиня, Тегамор, разумеется, не стыдилась своей наготы. Наоборот. Она гордилась своим прекрасным телом и при возможности охотно выставила бы его напоказ. Ненадолго. Так, на миг. Чтобы у некоторых мужчин перехватило дыхание от приступа похоти, а у некоторых женщин началась чесотка — от зависти.
По собственному желанию, торжествуя — да, конечно, Тегамор легко бы обнажилась перед целой толпой. Но оказаться голой по случайности!.. Быть застигнутой в момент, когда неудачно сработало заклинание! Нет, только не это. В подобном эпизоде Тегамор узрела истинный позор.
Она щелкнула пальцами, подзывая прислужницу, и та принялась соскребать костяным ножичком зеленую густую массу с тела госпожи. Тегамор кусала губы и притопывала босой ногой: скорее, скорее! Девушка старалась, как могла, но все же работала, по мнению Тегамор, недостаточно быстро. Поэтому госпожа несколько раз наносила ей удары — то по плечам, то по животу. Она была недовольна.
Прислужница ничего не могла сказать в свою защиту. У нее не было языка — Мастер Плоти позаботился об этом. Тегамор особо попросила его о таком одолжении — ей надоели служанки, которые то и дело принимаются неловко восхвалять госпожу, да еще так неискренне, так глупо! Лучше уж пусть вообще молчит.
Масло с зелеными пылинками представляло собой густую массу. Тегамор велела служанке складывать ее на отдельное блюдо и следить за тем, чтобы ни одна частичка не пропала. Кто знает, может быть, ей еще пригодится этот состав. Тегамор почти совершенно успокоилась. В конце концов, что ни делается — все к лучшему. А такая опытная магиня, как она, сумеет обернуть себе на пользу любой эпизод. Даже такой, который на первый взгляд сильно попахивает неудачей.
Черная крепость Урангрунд как будто вырастала из скалы, являясь ее продолжением. Она была сложена теми же камнями, что и гора, служившая ей основанием. Высокие башни вонзались в небо, словно пытались разорвать его в клочья. Тьма как будто сгущалась вокруг крепости еще сильнее, и никакой свет не мог бы найти туда дорогу.
Крепость, главную твердыню Темной стороны Лаара, охраняли бараки — мощные смуглые воины с загнутыми, как у баранов, рогами, с острыми звериными клыками. Элитные воины Тьмы, бараки были чудовищно изменены заклинаниями некромантов замка. Они не ведали усталости, их преданность Шаггону не знала границ.
По дороге Эгертон видел людей и животных, искаженных жестокой магией, и все они влачили жалкое рабское существование. Очевидно, эти несчастные служили пищей для армии Шаггона; они знали о своем предназначении и давно смирились с ним. Во всяком случае, никто из этих бедолаг не смел и противиться, когда их хватали и тащили к солдатскому костру. Некоторых делили между собой вампиры и трупоеды: одни выпивали кровь из еще живой жертвы, другие поедали плоть. Недаром говорится: когда враг пронзит твое сердце и смерть похитит твою душу, когда твое тело падет на землю и ночь настанет в мире, — настанет час трупоедов… и к утру от того, что еще вчера жило, ело, размножалось, надеялось на лучшее, не останется даже малой косточки.
Эгертон довольствовался скудным пайком, который сводился к съедобным кореньям, грибам и — изредка — подстреленным в лесу животным. Во всяком случае, Эгертону хотелось бы думать, что это животные.
Он не знал, как долго еще выдержит подобную жизнь. Конечно, он мог бы воспользоваться магией, чтобы поддерживать в себе жизненные силы, вообще не прибегая к пище, но это была палка о двух концах: чтобы создавать такие заклинания, приходилось расходовать силы…