Ей захотелось показать Ровану город. Стараясь, где только возможно, двигаться в тени, она водила фэйского принца по красивым улицам богатой части Рафтхола. Потом они заглянули на несколько городских рынков. До дня летнего солнцестояния оставалось всего две недели. Горожане любили этот праздник и торопились заранее запастись всем необходимым.
Хвала богам, на всем протяжении их прогулки они ни разу не учуяли запаха Лоркана. На перекрестках главных улиц дежурили королевские гвардейцы, что позволило Аэлине показать Ровану потенциальных врагов. Рован быстро оглядел и оценил гвардейцев. Обостренное фэйское чутье сразу распознало, кто из них пока остается людьми, а кто одержим мелкими валгскими демонами. Аэлина не сомневалась, что он легко расправится с любым и демоны для него не помеха. Но присутствие гвардейцев портило ей настроение. Рафтхол был по-своему красив, и Аэлине хотелось показать Ровану эту красоту, прежде чем тащить его в сумрак и зловоние подземелий.
Желая поднять настроение, она повела фэйского принца в пекарню отца Несарины, где купила несколько грушевых пирогов. А в гавани Рован даже уговорил ее попробовать жареную форель, которую готовили тут же, на больших сковородах. В свое время она зареклась есть рыбу. Вилка с куском форели застыла возле ее рта. Морщась, Аэлина решилась проглотить кусок… Черт побери! Форель имела отменный вкус. Настолько отменный, что, расправившись со своей порцией, она оттяпала кусок от порции Рована. Фэец заурчал, как рассерженный кот, у которого отняли еду.
Надо же: Рован с нею. Здесь, в Рафтхоле. Ей хотелось столько всего ему показать. И столько рассказать про свою прежнюю жизнь. Прежде у нее никогда не возникало подобных желаний.
Пока они стояли у воды, наслаждаясь речной прохладой, вблизи послышался свист плетки. Это Рован тоже должен был увидеть – вереницу рабов. Скованные общей цепью, они грузили товары на корабль. Рука Рована застыла на ее плече. Оба молча смотрели, не в силах что-либо изменить.
«Скоро все будет по-другому», – пообещала себе Аэлина. Вместе с адарланским королем исчезнет и рабство. Закон о его отмене должен стать одним из первых законов нового королевства.
К гавани примыкал небольшой рынок. Аэлина и Рован неспешно брели мимо прилавков. В одном углу торговали цветами. Ветер, дувший с реки, приносил ароматы роз и лилий. Звонкие голоса продавщиц зазывали покупателей, уверяя, что у них найдутся цветы на любой вкус.
– На твоем месте галантный кавалер купил бы мне…
Лицо Рована побледнело, глаза сделались пустыми. Он смотрел на девушку с большой корзиной оранжерейных пионов, висевшей на ее согнутой худенькой руке. Совсем молодая, черноволосая, с приятным лицом… Боги милосердные, что она наделала!
Рована нельзя было сюда приводить. Как она могла забыть про Лирию? Давным-давно эта девушка торговала цветами на рынке в Доранелле. Простая бедная цветочница. Но принц Рован, увидев ее однажды, сразу понял: это судьба. Их жизнь была просто сказочной, пока на горный дом, где жила Лирия, не напали враги. Рован тогда сражался совсем в других местах. Почуяв беду, он обернулся ястребом и полетел домой, чтобы найти лишь пепелище и тело убитой Лирии. Ее убили, когда она была беременна ребенком Рована.
Аэлина кусала губы, сжимая и разжимая пальцы. Все слова застревали у нее в горле. Рован продолжал смотреть на цветочницу. Та улыбалась проходящей женщине. От этой девчонки исходил какой-то внутренний свет.
– Я был недостоин ее, – тихо сказал Рован.
Аэлина сглотнула. У каждого из них были раны, которые еще ждали исцеления, но эта… Как и когда-то, на его откровенность она ответила своей.
– И я была недостойна Саэма.
Наконец Рован перевел взгляд на нее. Аэлина была готова на что угодно, только бы погасить острую душевную боль, наполнявшую глаза Рована.
Он коснулся ее руки:
– Идем. Я хочу тебе еще кое-что показать.
Проникнуть в пустующий Королевский театр оказалось совсем несложно. Здание никто не охранял. Вскоре Аэлина и Рован уже сидели на балке под золоченым куполом. Аэлина жевала лимонное печенье, купленное по дороге у разносчика, и болтала ногами, глядя вниз. Театр оставался таким, каким она его помнила, не считая темноты и тишины…
– Это место я любила больше всех на свете.
Аэлина говорила совсем тихо, но пустота зала усиливала каждое ее слово. Они с Рованом пробрались сюда через крышу, оставив люк открытым. Оттуда лились солнечные лучи, освещая потолочные балки и купол. Чем ниже, тем они делались слабее. Тускло поблескивали медные перила. Ярко-красный занавес на сцене уже тонул в сумраке.
– У Аробинна была своя ложа, и я ходила сюда почти каждый вечер. Иногда мне не хотелось наряжаться. Были вечера, когда я занималась совсем другим делом и могла заглянуть сюда всего на час. Тогда я проникала через крышу и садилась на балку, как сейчас.
Рован доел печенюшку. Он продолжал вглядываться в темное пространство зала. После рынка он не произнес ни слова, погрузившись в свои глубины, куда Аэлине было не добраться. Потому она несказанно обрадовалась, когда он заговорил: