Королева праха и боли

Старуха застыла, точно окаменев, – лишь ветер трепал выбившиеся из косы седые волосы. На бледной коже вокруг ушей виднелись первые пятна гнили. Ее внезапную неподвижность я восприняла как подтверждение моей догадки. Значит, я права.

– Коли хочешь как лучше, девка, не заводи таких разговоров на Бледном дворе.

Лучше – для кого?

Енош знал об измене Ньялы и о том, что она так и не полюбила его – зато полюбила другого. Иначе отчего он упомянул Джоа и Элрика в одном предложении, угрожая сделать со вторым то же, что и с первым?

Проклятый дьявол, я сама загнала себя в навозную кучу. Енош обвинил меня в предательстве – в том единственном преступлении, которое считал самым тяжким и судил суровее любого другого, – а кроме того, еще и в неверности.

Так могу ли я винить его?

Обжегшийся на молоке дует на воду, сказали бы смертные, но поговорка эта, похоже, справедлива и в отношении моего мужа-бога. В моем животе нет ребенка, а значит, я не могу объяснить ту радость, которую чувствовала, когда мы оба пребывали в ужасном положении. Мне бы удалось оправдать разве что свою задержку, но и эти объяснения, пожалуй, в данном случае больше походили на предлог.

Потому что я действительно сомневалась.

И сомнения стоили мне всего.

Я потеряла цель.

Жизнь.

Доверие мужа.

Как часто случается с подозрительными умами, Енош сочинил собственное объяснение всему случившемуся, вполне разумное с точки зрения мужчины, уже пережившего подобное… Он вообразил другого мужчину.

Я мысленно рассмеялась.

Небеса, как будто мне было нечем больше заняться, кроме как искать себе еще одного мужика. Бог ли, смертный ли – от них всегда одни только неприятности.

Я вздохнула.

– А почему Джоа перерезал ей горло?

Орли едва заметно покачала головой и махнула рукой, отгоняя гудящих вокруг нее мух, собравшихся уже в небольшой рой.

– Не поминай, девка, старое.

Я подтянула колени к груди, не позволяя ветру отбирать у меня солнечное тепло.

– Она не хотела возвращаться к Еношу, вот и попросила Джоа убить ее, да?

Возможно, Ньяла никогда и не хотела ребенка? Ее история приводила меня в замешательство, подбрасывая кусочки головоломки, которые никак не желали складываться, как бы я их ни крутила.

Я смотрела на Орли, но та упорно молчала, не давая ответа. Спрашивать Еноша… Нет, я не настолько глупа. Да он, пожалуй, озвереет при одном лишь упоминании об этом и превратит все в уму непостижимую загадку, которую я никогда не разгадаю.

Если только не спрошу Джоа…

Вены под кожей вдруг загудели, и мне даже на миг показалось, что в них запульсировала кровь. Но нет, это всего лишь тепло камня. Если я когда-нибудь устану от состояния вечного разложения, то, возможно, докопаюсь до правды, но не раньше, чем каким-нибудь образом успокою своего разгневанного мужа. Вот только каким? Как довести до него мои ошибочные, но искренние рассуждения?

Наконец Орли тяжело поднялась, кряхтя и отдуваясь.

– Лучше нам вернуться, пока мухи нас не загрызли. Настырные твари.

Я поспешила следом за ней обратно на Бледный двор, отмахиваясь от насекомых, так и норовящих усесться на мои губы.

– Ничего, скоро они от нас отстанут, принявшись за дохлых зверей, или…

Я запнулась, замерев у края моста. Абсолютно целого. Все давешние дыры были дотошно заделаны белейшей костью. Нигде не осталось ни единого мертвого животного – и от этого зрелища все у меня внутри перевернулось вверх дном.

Мой муж проснулся.

Глава 4 Ада

Я застыла на мосту, точно парализованная. Потом взгляд мой нерешительно двинулся с белых костяных заплат на помост. Енош восседал на своем троне, леденя Бледный двор своим жутким присутствием.

В уши толкался призрачный стук сердца, подстрекая бежать. Но инстинкт, влекущий меня к мужу, оказался сильнее – то было какое-то первобытное желание, укоренившееся в моей душе, побуждающее меня приблизиться, и неважно, что разум при этом надрывался, выкрикивая предостережения.

Подойди к своему хозяину.

Его приказ эхом отозвался во мне, ускоряя шаги: я уже шла по мосту, хотя ногти мои и впились в ладони. Что он сделает? Велит встать на колени и сунет член в мой рот? Развернет меня и оттрахает в задницу, разрывая там все, а потом выйдет и кончит мне на лицо? На раны под моим пупком? Я боялась, что он может сделать все это и еще что-нибудь и того хуже…

Но еще больше я боялась, что он не сделает ничего.

Я не помнила, как поднялась на помост, – мысли мутились от опустошающего трепета и невыносимого томления, от понимания того, что я осознанно иду навстречу всяческим бедам и готова принять их ради тепла, что даровал бы мне Енош.

– Достаточно, маленькая. – Я резко остановилась под безразличным взглядом его серебристых глаз, в которых застыла слишком хорошо мне знакомая жестокая хмурость. Как я боялась ее! – На колени перед своим богом.

Я упала на колени добровольно, прежде чем он приказал мне, находя толику достоинства даже в этом подобии выбора.

– Ты все еще злишься на меня.